– Стой смирно! – рявкнул он. – Сдалась ты мне, сиськи у вас у всех одинаковые! И прежде, чем я успела рот открыть, добавил: – А будешь рыпаться, доиграешься до полного досмотра. Знаешь, что это такое?
Нет, и не хочу знать. Впрочем, на самом деле стражник и не ждал моего ответа.
– Парней позову, чтобы раздеть помогли, и все, что на тебе было, перетрясу, а потом между ног загляну.
Я застыла, не в силах поверить, что это происходит со мной.
– Вот так-то лучше, – проворчал он. – Протащишь в камеру шило да пырнешь кого, а кто отвечать будет? Скажут, Бен недоглядел. Так что стой смирно, девка, не нарывайся. Телеса мне твои ни к чему, но работа есть работа.
Меня затрясло, закружилась голова. Стражник, наконец, перестал меня ощупывать, выпихнул в коридор, где два незнакомых надзирателя снова повели куда-то. Коридор, лестница вверх, еще коридор с рядами железных дверей. По команде я встала лицом к стенке, проскрежетал засов, меня втолкнули в дверь, и она захлопнулась.
В нос ударил запах давно не мытых тел, аж слезы на глаза навернулись. Стараясь дышать как можно реже, я огляделась. Прямо напротив двери светлело окно, перечеркнутое решеткой, два женских силуэта на его фоне казались черными. Под окном – нары вдоль всей стены, одни на всех.
Я сморгнула, привыкая к освещению, наконец разглядела остальных «постоялиц». Шесть женщин, все старше меня, а, может, они только выглядели старше. Одежда на всех выцветшая, заношенная, словно прошедшая сквозь несколько рук. Наверное, так оно и было. Господа часто дарят старую одежду слугам, те потом отдают ее бедным, и дальше, и дальше… вон то платье с вытканными цветами когда-то было нарядным. Волосы у всех немытые, у некоторых и нечесаные. Неужели я стану такой же за время пребывания в тюрьме?
Стану. Немытое тело пахнет не розами, и я ничем не отличаюсь от других. Меня замутило.
– Какую цацу к нам привели, – женщина в платье в цветочек сползла к краю нар, разглядывая меня. Остальные тоже зашевелились, задвигались, рассаживаясь и занимая все свободное место. Не знаю, чего они ждали – то ли что я начну упрашивать, то ли что сяду на пол. Я отошла от двери на шаг, замерла, прижимая к груди сумку со своими вещами. Надо было подумать, что-то сказать, попробовать найти с этими женщинами общий язык – кто знает, сколько я тут пробуду – но ни одной мысли не было в голове, их вытеснило отчаяние.
У меня нет родных, чтобы похлопотать. Только однокурсники, Оливия и Родерик. Станут ли они напрягаться, или покачают головой и забудут о моем существовании?
– Да еще и в штанах, – поддакнула «цветочку» ее соседка. – Что-то я среди наших такую не помню.
– Не похожа она на уличную, и что в облаву попала, не похоже. Поди из дорогого борделя, – фыркнула третья. – За что тебя, клиента обчистила?
– Ни за что, – огрызнулась я.
Женщины заржали.
– Ну да, все мы тут ни за что, – отсмеявшись, сказала та, что в цветочек. Склонила набок голову, разглядывая меня. – Ишь, чистенькая. Думает, она тут лучше нас. Слышите, девчонки, эта невинная овечка считает, что она лучше нас!
Снова смех. Я стиснула зубы. Молчать. Не нарываться. Да, у меня есть магия, и я раскидаю жриц любви за пару мгновений, но что дальше? Невозможно быть все время начеку, невозможно никогда не есть и не спать, рано или поздно меня достанут, и никакая магия не спасет.
– И одежка хорошая, – вторая, зайдя сбоку, бесцеремонно пощупала полу моего кителя. – Поди и в сумке что хорошее есть.
Я отступила, уперлась лопатками в дверь, что есть силы сжимая сумку.
– Дай сюда по-хорошему, – велела «цветочек». – Ты себе еще купишь.
Я покачала головой.
– Лучше не лезь.
– Не нарывайся, детка. Нас много, ты одна.
Да, их много, а я одна. Но мои вещи уже перетряхнули грязными руками. Хватит.
– Лучше не лезь, – повторила я. Надежда решить дело миром таяла, но я должна была попытаться. – Там нет ничего ценного.
– Может, для знатнючьей подстилки и нет ничего ценного, а мы – девушки неприхотливые, нам все сгодится, – подошла ко мне ближе третья. Резким рывком вцепилась в сумку, дернула. Затрещала ткань.
Единственная моя память о матери.
Я выпустила свою вещь и безо всякой магии двинула в нос «цветочку», что стояла ближе всех. Она отшатнулась, вскрикнув. Не дожидаясь, пока опомнится она и остальные, я ударила в живот ту, что отобрала у меня сумку, выхватила ее из ослабевших пальцев, закинув лямку себе на плечо. Третья сама шарахнулась от меня, и я не стала ее бить, но с нар соскочили еще трое, да и «цветочек», опомнившись, размахнулась.
Я выставила щит. Вязкий, самый простой. Кулак «цветочка» влетел в него и застрял, не коснувшись меня. Она дернулась раз, другой и заверещала. Ее вопль подхватили остальные. Перекричать их не стоило и стараться, и я выпустила магию.
«Цветочек» потеряла равновесие, плюхнулась на пол. Зря я надеялась, что освободившись, она заткнется – вопли стали еще громче. В следующий миг я поняла, что она смотрит не на меня, а за мою спину, но прежде, чем успела развернуться, меня ударило по затылку.