Сиротка. Книга 1

«Нашу дочку зовут Мари-Эрмин. В прошлом месяце, перед Рождеством, ей исполнился годик. Отдаем ее в ваши руки, на милость Господню. Шкурки – задаток за ее содержание».

– А подписи нет! – добавила сестра-хозяйка. – Мари-Эрмин! Какое красивое имя!

Сестра Люсия в свою очередь прочла записку.

– Ее писал образованный человек, – сказала она неодобрительно. – Правильная речь, ни единой орфографической ошибки…

– Ну, записку можно продиктовать и постороннему человеку! – ответила на это сестра-хозяйка. – Как бы то ни было, Эрмин – католическое имя, это уже хорошо.

– Сейчас не время болтать! – отрезала мать-настоятельница. – У ребенка сильный жар, а в Валь-Жальбере нет ни медсестры, ни врача. У людей есть все современные удобства – электричество, телефоны, пансион на двадцать комнат, цирюльня, мясной магазин, но нет врача! Ни одного врача на весь поселок! Кто будет лечить эту бедную малышку? Смотрите, она засыпает. Сестра Люсия, думаю, нужно сообщить обо всем кюре. Боюсь, наш найденыш может не пережить эту ночь!

Услышав это, монахини помрачнели. Мари-Эрмин жалобно всхлипнула и укусила свой сжатый кулачок.

– Похоже, она голодна, – выступила вперед сестра-хозяйка. – Ее одежки мы позже постираем. А сейчас будет лучше, если мы завернем ее в чистую пеленку.

Мать-настоятельница так и поступила. Потом села, держа ребенка на коленях.

– Когда жар, сильно хочется пить, – сказала она. – Сестра Викторианна, у нас есть ивовая кора. Приготовьте настой. Он хорошо снимает жар и утоляет жажду. А вы, сестра Люсия, бегите к кюре. По пути постучитесь к мадам Маруа. Ее сыну полтора года, значит, у нее найдется во что переодеть девочку.

Раздав указания, сестра Аполлония стала баюкать ребенка. Губы ее шевелились. Монахини догадались, что она читает молитву.

* * *

Мужчина все никак не мог уйти. Все прошло так, как он и предполагал, однако он все стоял и плакал навзрыд, хотя, несмотря на теплую одежду, успел продрогнуть до костей. Он пытался успокоить себя, представляя, что происходит сейчас внутри большого уютного монастырского здания. Монахиня, которая полчаса назад ушла по делам, вернувшись, нашла ребенка на пороге. Завернутая в меха малышка не успела замерзнуть. Двух минут хватило, чтобы добежать до крыльца, когда он понял, что сестра может появиться с минуты на минуту. Теперь, когда жертва принесена, оставалось только повернуться к поселку спиной и исчезнуть. И это было самое трудное. Сердцем он чувствовал, что никогда больше не увидит свою обожаемую девочку. Он был хорошим отцом и жестоко страдал.

В последний раз он посмотрел на монастырь, потом обвел взглядом окрестности. Шел густой снег, но огни фонарей вдоль улицы Сен-Жорж были еще ясно различимы. Он отмахнулся от печальных воспоминаний. Потом наклонился, надел снегоступы и зажег керосиновый фонарь.

«Я мог бы пойти на фабрику рабочим, но туда берут только порядочных людей, – подумал он. – Прости меня, моя дорогая, моя любимая девочка! И все-таки Мари-Эрмин – красивое имя. Не скоро ты услышишь, как родители зовут тебя по имени…»

И он скрылся в густой тени лиственниц. Рассвет еще не наступил, когда снег укрыл его следы. Каждый шаг отдалял мужчину от его ребенка, и ему хотелось кричать от отчаяния.

«Лишь бы только монахиням удалось ее спасти! У нее будет лучшая жизнь, чем у нас!»

Мужчина ушел в глубь леса – темную, бесконечную. Гул реки Уиатшуан преследовал его. Огромный водопад рычал, словно разъяренное животное. Жители Валь-Жальбера давно привыкли к этому звуку. Это был благословенный час, когда они наслаждались теплом в своих кухнях. Жены подавали на стол суп или рагу. Проголодавшиеся мужья и дети сидели за столами и ждали. Домашняя скотина переваривала свою порцию корма в теплых сараях. На улице не было ни души.

«Она вся горела, моя бедная девочка! У нее жар! Она плакала, хотела, чтобы я ее обнял, прижал к груди, – думал мужчина. – Господи, если бы только она уже умела говорить и назвала бы меня «папой», я бы ни за что не смог с ней расстаться!» Мысли, сожаления и острые, как терновые колючки, укоры совести терзали душу. Низкие ветви хлестали его по лицу, рыхлый снег оседал на плечах. Он ускорил шаг. Скоро показалась хижина дровосека. Собаки с косо посаженными глазами и густой белоснежной шерстью встретили его лаем. Они были запряжены в нарты.

– Тихо, мои хорошие, тихо! Мы поедем только завтра!

В хижине слабо горел огонек. На мгновение ему захотелось убежать куда глаза глядят. Может, Лора уже умерла… Злясь на себя за трусость, он вошел. Под старым металлическим котелком едва тлели угли. Свеча еще горела, но фитиль начал потрескивать, утопая в лужице воска.

С кушетки у бревенчатой стены послышался слабый голос:

– Жослин?

– Да, любовь моя. Я вернулся.

Мужчина опустился на колени и провел шершавой рукой по покрасневшей щеке женщины. Лора тяжело дышала, и взгляд ее застилал тот же жар, что изнурял тело их девочки.

– Наша крошка Эрмин в безопасности. Монахини приняли ее. Служительницы Господа ее вылечат. И дадут ей хорошее образование.