Сиротская доля

По возвращении домой она чрезвычайно удивилась, найдя у мужа совершенно незнакомого ей человека. У них шла оживленная беседа. Это было для нее загадкой, ибо пан Драминский не легко завязывал новые знакомства, а прежние ей все были известны. Кроме того, поскольку она приехала в город для лечения, то муж ей обещал ограничиться самым тесным кружком.

Гость этот, по-видимому, принадлежал к аристократический; слоям общества, о чем можно было судить по костюму, разговору и манерам.

— Моя милая, представляю тебе — граф Бюллер. Неожиданная встреча в гостинице… мы вместе учились в Митавской гимназии…

Адольфина холодно поклонилась и ушла в другую комнату.

— Бедная, больная моя жена, — прибавил пан Драминский. — Мы уйдем лучше к вам, потому что здесь будем шуметь, ибо я, если прихожу в хорошее расположение духа, начинаю страшно кричать.

Граф Бюллер только что приехал в город и остановился в одной гостинице с Драминскими. Старинные товарищи сошлись в столовой. Граф Бюллер первый напомнил о себе мужу Адольфины. Так возобновилось их знакомство.

Войдя в свою комнату, Адольфина опустилась в кресло и задумалась; она слышала, как муж уходил, и не двигалась с места, пока он не возвратился через час. Пан Драминский завтракал с графом и выпил немножко больше обыкновенного.

В такие минуты — и Адольфина это очень хорошо знала — он ходил вокруг нее на цыпочках, целовал ей ноги, прислуживал на коленках. Адольфина узнала это настроение с первого же взгляда. Пан Драминский отворил немного дверь, жмуря глаза.

— Можно, ангельчик?

— Сделай одолжение, войди. Вы завтракали? — прибавила она, взглянув на мужа.

— Да, с Бюллером. Никак не мог отказаться. Мы с ним наговорились и насмеялись.

И он поцеловал жену в колено.

— Ты не будешь, ангел мой, сердиться? — спросил он.

— За что же? Садись только, пожалуйста, подальше: от тебя пахнет вином.

— Я могу и уйти.

— Зачем же? Садись, я хочу что-то сказать тебе.

— О, я готов тебя слушать годы, века!

И пан Драминский снова поцеловал жену в колено.

— Представь себе, как меня приняла Серафима…

— Как? Дурно?

— С ужасными упреками за то, что я осмелилась назвать ее мужа доктором! Она сделалась такая странная, обидчивая, злая…

— Так и оставить ее в покое! — воскликнул пан Драминский сердито. — Глупая, с позволения сказать, баба… Но мне уже и Бюллер говорил, что она всегда была такая.

Адольфина приподнялась.

— А Бюллер откуда знает?

Пан Драминский закусил губу и, сделав мину, как человек, пойманный на месте преступления, махнул рукой.

— Эх, черт возьми! Вот сболтнул…

— Садись и говори, Бога ради, говори!

— Это старая история, старая история… Конечно, он не просил меня хранить тайну… однако ради самого Мечислава не следовало бы разглашать этого.

— Что же там было? Ведь мне же ты можешь рассказать.

Пан Драминский поклонился, воспользовался этим и поцеловал жену в ухо, что последней не очень понравилось, потом начал:

— Старая история еще из времен покойного первого мужа… Вы еще тогда не были знакомы друг с другом. Бюллер страшно влюбился в нее, и ему ответили взаимностью. Серафима обещала ему выйти за него по смерти мужа, они обменялись какими-то кольцами, Бюллер до сих пор носит такое… Потом вдруг все изменилось: муж умер, вдовушке понравился кто-то другой… у них что-то вышло… одним словом, все расстроилось. Бюллер пылает гневом. Любит ли он ее, или не любит, но он нищий, и ему, кажется, хочется завладеть ее состоянием.

Адольфина слушала с большим вниманием.

— И ты уверен, что он не лжет?

— Надеюсь, — отвечал пан Драминский. — После свадьбы он следил за ними шаг за шагом и нигде не давал им покоя…

Адольфина задумалась.

— Несчастный Мечислав! — воскликнула она. — Нужно же ему было, без любви к этой женщине, а из какой-то особой благодарности уготовить себе подобную участь? Но кто же из нас знает эту женщину! Она была совсем другая, милая и добрая, когда! охотилась за этим мужем… Бедный Мечислав!

— Мне его тоже очень жаль… Но, сняв голову, по волосам не плачут: заварил кашу, пусть сам и расхлебывает.

— Милый мой, — прервала Адольфина, — оставим это!

И, задумавшись, она дала знак мужу рукой, что хочет отдохнуть. Пан Драминский поцеловал ей руку и на цыпочках вышел, осторожно запирая двери за собой. Отправившись к себе в комнату с намерением покурить, он заснул сном праведным до самого обеда.

Прошло несколько дней. Пани Серафима, после известного нам утра, очевидно, была недовольна собой. Она сделалась сговорчивее. В тот же день она посылала просить Адольфину на чай, но последняя сослалась на нездоровье.

На другой день пани Серафима сама к ней поехала. Разговор был холодный, неискренний и как-то не клеился…

Пан Драминский, обрадовавшись встрече со старым товарищем постоянно проводил с ним время.

Бедный Мартиньян приходил к Адольфине с целью узнать от нее что-нибудь, но узнавал очень немного и с грустью возвращался. Встретился он и с Мечиславом, который холодно его приветствовал.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он его.

— Я? Живу здесь, и больше ничего.

— Мне кажется, что тебе было бы лучше в деревне.

Мартиньян обиделся.