Сиротская зима

— Мой патриотизм в очередной раз уязвлен. Ну почему все считают, что “хорошее” и “импортное” до сих пор синонимы? Так вот, сплав, из которого кастрюльки сработаны, запатентован нашей фирмой, как, впрочем, и дизайн.

— Впервые вижу живьем пресловутого отечественного товаропроизводителя.

— Именно так. И самое смешное, что продаем мы свои сковородочки, по большей части, за границу, а наши умники закупают за бешеные деньги продукцию фирмы “Цептер”, по многим характеристикам уступающую нашей.

Лева даже слегка удивился, как у Ольги глаза зажглись.

— А ваше личное участие на каком этапе пригождается?

— На самом главном, я один из разработчиков этого сплава. Мои родители были инженеры-гидрологи, строили плотины и признавали настоящей работой только ту, где видны масштабные результаты. А отец так красиво рассказывал, как однажды побывал в горячем цеху и увидел поток стали, что я оказалась студенткой института стали и сплавов.

— Как гуманитарий знаю про этот институт только шуточку, что когда все “имени Сталина” переименовывали в “имени Ленина”, его переименовали из “института стали” в “институт лени”.

— И, кстати, глупую шуточку, потому что учиться там было непросто. Зато потом я попала в очень-очень секретный институт, где создавали всякие материалы для космоса.

— Стало быть, оборонка.

— Вот-вот, только руководство попалось умное. И когда все стало рушится, мы по конверсии придумали много замечательных вещей. Но отец очень переживал в последние годы, что я вместо оболочек для спутников штампую горшки. И даже приносимые в дом приличные деньги его не утешали. А вы, значит, гуманитарий, белая кость — голубая кровь. А чем занимаетесь?

— Угадайте с трех раз. То, что мы делаем, все считают враньем, но самым внимательным образом читают.

— Понятно, вы работаете в Гидрометцентре. Сочиняете тексты?

— Ошибочка. Даю вторую попытку.

Оля внимательно посмотрела на него:

— Неужели астролог?

— А что, похож?

— Ну не знаю, отказываюсь от третьей попытки, сдаюсь.

— Я социолог, знаете, опросы общественного мнения.

— Да, общественное мнение о результатах вашей работы вы сформулировали достаточно точно. Честно говоря, меня эти опросы всегда раздражают и, не обижайтесь, они отдают подтасовкой. Я мало что смыслю в политике, но все эти “если бы выборы состоялись завтра…” — что мы можем знать про завтра? Хотя я слабо себе представляю, как на самом деле эти опросы проводятся и для чего они нужны.

— Мы вовсе не одной политикой занимаемся, это на поверхности, в телевизоре видно. Я, например, сейчас, работаю над проблемой поколений.

— Это уже веселее.

— Вот скажите, вы были комсомолкой?

— А как же.

— И, соответственно, пионеркой, октябренком — как положено.

— Разумеется.

— А вот те, кто родился в конце семидесятых годов с разрывом в один-два года, уже новое поколение: они уже не были комсомольцами, но одни успели все-таки поносить и пионерские галстуки, и октябрятские звездочки, другие уже не познали радости пионерского салюта, а их младшие сестренки и братишки сразу выбрали Pepsi. И в значительной мере они — разные поколения. Так ведь?

— Ну, возможно.

— Или вот такой аспект — “Отцы и дети”. Раньше родители кормили детей до пенсии и с полным правом учили жить седеющих чад. Приход дикой рыночной экономики и падение геронтократии полностью нарушили советский баланс. Так вот, основная идея состоит в том, что разделение на “отцов” и “детей” происходит в нынешних условиях не по вертикали, а по горизонтали и совершенно не зависит от возраста и формальной принадлежности к тому или иному поколению. Кто сумел приспособиться к новой жизни — “дети”, а остальные, включая молодых, стало быть, “промотавшиеся отцы”. Теория, конечно, подхрамывает на обе ноги, но в качестве рабочей гипотезы имеет право на существование. Она может кое-что прояснить и в сложных, как правило, внутрисемейных отношениях…

Ольгу резануло это “промотавшиеся отцы”, оскорбил спокойный, отвлеченный тон Левиных ученых рассуждений. Для нее не было “отцов и детей” , были “папа и я”, причем не реальный, живой папа, а та урна, которую она отвезла на кладбище в пакете, на котором при каждом ее шаге гримасничала ослепительно-пошлая красотка. Почему-то у нее не хватило сил выбросить пустой пакет в ближайшую урну, она привезла его домой и, тщательно сложив, засунула в шкаф, под стопку банных полотенец. С трудом сдерживая глухую ярость, она все же прервала Леву на полуфразе:

— Скажите, Лева, у вас есть родители?

— Да.

— Потому вы и можете “работать над проблемой”. — Она все больше распалялась. — Вы, извините, беситесь с жиру. У меня вот совсем другая проблема — с десяти лет нет матери, а теперь вот и отца. Проблема сиротства — это вам не “отцы и дети”!

— Но, согласитесь, что “отцы и дети” — проблема всеобъемлющая и, между прочим, вечная, — пытался он защитить науку, но где уж там доводы логики против женских эмоций.