Сиротский Бруклин

–  Лекслютер, – сказал я, протягивая руку, чтобы прикоснуться к плечу Минны. Он лишь посмотрел на руку, но не оттолкнул ее. – Ланкилюпер, Лафилак, Лупилип…

– Все хорошо, Лупи, – остановил меня Минна. – Пока достаточно.

–  Локистафф… – Я отчаянно пытался остановиться, но не смог. Моя рука продолжала похлопывать Минну по плечу.

– Ладно, поехали, – сказал Минна. И тоже решил хлопнуть меня по плечу – один раз, но весьма ощутимо. – Не раскачивай буксир, парень.

Раскачивать буксир – означало испытывать терпение Минны. Всякий раз, когда ты пытался прорваться вперед, слишком много говорил, злоупотреблял гостеприимством или переоценивал пользу какого-либо метода или подхода, ты был виновен в раскачивании буксира. «Раскачивание буксира» было своего рода расстройством мозга, причем универсальным. Любой, кто считал себя хоть в чем-нибудь забавным, с большой долей вероятности мог быть уверен в том, что он «раскачивает буксир». Знать, когда шутка закончилась или словесный спор завершился, и уйти до того, когда буксир начнет раскачиваться, – это было искусство (причем особым шиком считалось сдержаться, когда ты был готов толкнуть его как можно сильнее. Вообще не суметь сдержать смех – это было так низко и пошло, что не заслуживало даже специального названия).

За много лет до того, как имя Туретт стало знакомо кому-либо из нас, Минна поставил мне своей диагноз: Последний Толчок Буксира.