Сироты

За сто ярдов от нас начинался мелкий каньон шириной с торговый комплекс. По краям его валялись угловатые камни, как выкорчеванные холодильники. Каньон тянулся на полмили — по крайней мере, так казалось на взгляд, а глазу здесь легко обмануться. Луна меньше Земли. И линия горизонта ближе. Мне все это объяснили перед полетом. Но полмили или нет, от взгляда на каньон замирало сердце…

…Потому что в конце каньона лежал снаряд. Отсюда не разберешь, глубоко ли он зарылся, но то, что виднелось, впечатляло. Взгляду представал темно-синий купол больше футбольного стадиона. Царапины спиралью бежали по корпусу, как по раковине улитки.

Говард изучал снаряд в бинокль со специальной резиновой насадкой к шлему.

— Он проехался по лунной поверхности на чудовищной скорости, но, вроде как, остался цел. А я-то надеялся на прорванную обшивку, чтобы ты смог залезть внутрь.

— Внутрь? Внутрь снаряда?!

Вместо ответа Говард нацепил мне на спину рюкзак.

— Удачи, Джейсон, — послышался в шлеме голос Мецгера.

Мы с Говардом двинулись вдоль пропаханного снарядом каньона, не решаясь спрыгнуть в него. Почем знать: не провалится ли под нами лунная поверхность.

Мое экспресс-натаскивание на ходьбу по Луне, где все весит в шесть раз легче, сработало через сотню-другую неуверенных шагов. К тому времени мои подштанники уже пропитались потом. Говард же от каждого шага подлетал то туда, то сюда, хрипло вздыхая.

— Приземляйся на согнутые колени, Говард! Как через скакалку прыгаешь.

— Я… никогда… не прыгал… через скакалку… Самая… большая… ошибка… в моей жизни…

Я оглядел небо. Передо мной висела Земля, серая с просветами синевы, за четверть миллиона миль отсюда. Прилетев сюда, не совершил ли я самую большую ошибку в моей жизни?

Говард еле тащился, ждать его приходилось бесконечно. Мы петляли между каменными глыбами, такими же угловатыми, необточенными, невыветренными за миллиарды лет без воды и воздуха, как и глыбы, вырванные снарядом всего несколько дней назад. Говард то и дело останавливался и утыкался в глыбы шлемом, бормоча что-то там про риголиты и газовые пузыри. Во время очередной такой экскурсии он наступил в ничем себя не выдававшую песчаную воронку и провалился по грудь в песок. Пришлось вытягивать. Я его потом привязал к себе за пояс веревкой — пускай не отвлекается.

Наконец мы остановились перед космической громадой. Возвышавшаяся над нами часть снаряда вполне сошла бы за стадион. Казалось невероятным, что эта штуковина летала, но витки царапин ясно говорили: снаряд пропахал лунную породу, вращаясь, как юла. Врезаться в Луну на скорости многих тысяч миль в час — и отделаться только лишь царапинами! Я присвистнул. Говард издал свое неизменное «Ух ты!».

Пока мы слезали к снаряду, я активно демонстрировал Говарду свой запас ненормативной лексики.

Что-то застонало у меня в ушах: повторяющаяся череда звуков, то высоких, то низких.

— Говард, я что-то слышу. Но здесь же нет воздуха, откуда тут звуки?

Он топнул.

— Звуки проходят по камням. От снаряда.

— От снаряда? Он же разбился, нет?

Говард развернул меня, достал из рюкзака карманную голокамеру и прижал ее к скафандру.

— Так мы их запишем.

Он снова нырнул в рюкзак и, вооруженный масс-спектрометром, рванулся через камни к снаряду. Капитан тянул меня за веревку, как тянет хозяина пудель, завидевший белку. Водя датчиком спектрометра по корпусу снаряда, он мычал в такт звукам: «Ва-ааа, ва-ааа».

Пока Говард трудился, я осматривал снаряд. В сорока футах над нами (жалкая толика от общей высоты снаряда) я заметил круглое серебристое отверстие.

— Смотри, Говард, — я протянул руку, — поворотное сопло. Прямо как то, что мы в Питсбурге нашли.

Он перестал мычать и отступил от снаряда. Потом тоже показал.

— Лучше! Присмотрись-ка.

Я прищурился, приложил к шлему ладонь козырьком. Виток царапины пересекал сопло и разрывал его до размеров человеческого тела.

— Слабая часть корпуса прорвалась. Твой билет внутрь, Джейсон.

— Не-а. — Я замотал головой, потом сообразил, что за шлемом этого не видно. Говард потянулся к моему рюкзаку. Я замотал всем телом.

— Говард, я боюсь высоты. А темных узких пространств еще больше.

— Джейсон, если бы я сам мог туда залезть, то полез бы. Такое раз в жизни бывает.

— Ага, или разом жизнь обрывает.

— Зато какой конец!

Еще совсем недавно я распускал сопли, что от меня на войне никакого проку. Пожалуйста, вот меня доставили за сотни тысяч миль, чтобы вышел прок. Как тут отказываться? Но сорок футов голого металла?! Я притворно вздохнул.

— По такому не залезешь.

Это все-таки не откровенный отказ.

Говард выудил из рюкзака два черных резиновых диска с петлями сзади.

— Вот, продень сюда рукавицы.

— Говард, присоски работают на разнице давлений. Здесь же нет атмосферы!

Мысленно я поздравил себя с ловкой отмазкой.

— Это не присоски, а липучки. Временный всетемпературный адгезив. С твоим здешним весом ты как муха по стенке вскарабкаешься.

— Ясно.