Сироты квартала Бельвилль

Жаклин Мерак кивнула, и шрам на ее затылке натянулся и как будто пополз вверх под волосы.

— Как бы я хотела вас услышать не на пластинке, а в жизни! — вздохнула Клоди.

— Ну, это совсем просто, — тотчас отозвалась певица. — Ты где живешь?

— В Бельвилле, — брякнула Клоди и тут же прикусила язык.

Но было уже поздно.

— В Бельвилле? — повторила Мерак. — О, это знакомый район. Там у меня куча друзей.

Мысленно Клоди проклинала себя и свой неуемный язык: так попасться! Так глупо попасться!

— У вас в Бельвилле почти все люди какие-то особенные, — продолжала певица, зорко вглядываясь в блестящую, точно от пота, ленту шоссе. — Есть у меня там приятель-журналист, участник Сопротивления, старый чудак, некий Андре Клеман. Его там прозвали Старым Старожилом…

Клоди точно обдали кипятком: мсье Клеман! Жаклин Мерак знает самого Андре Клемана! Но тсс… Осторожность, осторожность! Теперь Клоди не даст себя так поймать!

— Не слыхала, — промолвила девочка самым равнодушным тоном. — В Бельвилле живет столько всякого народа…

— Ну понятно, где ж тебе слышать, — подхватила певица. — Да он и не слишком общителен. Правда, часто он ввязывается в дела, которые его как будто вовсе не касаются, старается делать людям добро…

Клоди слушала во все уши.

— И еще есть у меня там молодой друг, почти не старше тебя, — снова заговорила Жаклин. — Я его зову «мой опекун». Конечно, это шутка, но он мне, правда, очень во многом помогает. И, представь себе, молодежь в Бельвилле почему-то прозвала этого мальчика, доброго, великодушного, готового со всеми поделиться последним, Вожаком!..

— Как? Вы знаете и Рири! — вне себя закричала девочка. — Знаете Рири Жюльена?! Но ведь это его я хочу отыскать! Он мне нужен! Он мне так нужен сейчас! Я вам все расскажу! Раз вы знаете Рири, я все расскажу, я вас больше не боюсь!

И, торопясь, заикаясь, путаясь в словах и подробностях, Клоди принялась рассказывать Жаклин Мерак всю длинную историю похищения маленькой Бабетт, историю, так тесно сплетенную сейчас с ее собственной жизнью.

Дорога уже приближалась к Парижу. Бежали по сторонам огромные указатели направлений, над шоссе повисали ажурные пешеходные мостики, мелькали разноцветные броские рекламы папирос, коньяка, зубной пасты. Певица слушала Клоди молча, не задавая вопросов.

— Да, трудное у тебя положение, дружок, — сказала она, когда девочка кончила рассказывать и удрученно замолкла. — Ты же понимаешь, тебя могут обвинить в пособничестве преступлению. В том, что ты помогала этим двум бандитам похитить малютку.

— Что? Как вы сказали? — Клоди была потрясена. — Я преступница?! Но это же неправда! Я ничего не знала!

— Все это еще придется доказать, — сказала Жаклин Мерак. — Полиция, видишь ли, словам не верит. Наверное, ажаны теперь ищут не только Ги и Жюля, но и тебя.

— Меня? — ужаснулась Клоди. — Но за что же меня? И потом, никто не знает, что я была с ними, никто меня с ними не видел…

И едва она произнесла это, перед ее мысленным взором вдруг появилось темное, полное дружелюбия и доброты лицо Юсуфа. Юсуф! Вот кто видел ее в парке Бют-Шомон, вот кто может навести на ее след полицию! И не со зла, не умышленно, а просто скажет Саиду и другим, что видел Клоди в компании Ги и Жюля в парке и что тогда с ними была малютка с золотистой челкой. Дрожь пробежала по спине девочки.

— Боже мой, что же мне делать? — пробормотала она в отчаянии. — Я погибла! Я… Со мной кончено!

— Без паники, — коротко скомандовала Жаклин. — Постараюсь тебе помочь. Сейчас мы заедем к Андре Клеману. Он человек опытный и умный, что-нибудь придумает. А если не застанем его дома, позвоним Рири. Этот, наверное, тоже поможет нам разобраться.

Клоди с благодарностью отметила про себя это «нам».

— Да, да, позвоним Рири, — откликнулась она.

Девочка была как во сне, почти не понимала ни что с ней, ни что она говорит. Никогда еще не приходилось ей так бояться. Это было чувство унизительное, безобразное, но она никак не могла его в себе перебороть.

— Надо сделать так, чтобы нас никто не увидал, — слабым голосом произнесла она. — Боже мой, я — преступница!

Между тем шум парижских улиц разбудил сначала Казака, а за ним Бабетт. Оба завозились на сиденье, подняли головы, открыли сонные глаза.

— Приехали? — пропищала Бабетт. — А где мама? Где папа?

— Ты скоро их увидишь, — пообещала Жаклин, и Бабетт затихла, разглядывая через стекло загорающиеся огни на улицах.

Старенькая машина Жаклин отважно лавировала среди сотен других автомобилей. Вот уже и Бельвилль, площадь Фэт, улица Вилла де Лорен и кирпичный домик Андре Клемана. Однако окна дома темны, и на звонок Жаклин никто не отзывается.

— Сейчас я поставлю машину у «Монопри», — говорит она Клоди, — и позвоню из бистро Люссо Вожаку. А ты, на всякий случай, постарайся стать невидимкой.

Она шутит, но девочка понимает, что певица сильно озабочена, что все очень-очень всерьез.

Клоди сидит в машине, сжавшись в комочек, и прижимает к себе Бабетт и собаку, только бы никто не заглянул в машину, только бы не увидел их… Где-то глубоко в ней кипят и рвутся наружу слезы, но девочка крепится.