Сироты небесные

– Спартак!

Он не пошевелился.

– Что вы тут делаете? Вы кто?

В дверях стояла медсестра тётя Тоня.

– Брат, – сказал Артур.

– А, точно. Узнала. Что делать собрались?

– Ну вот…

– Вынести хотели, – сказал Стрельнутый по-русски. – Поздно.

– Бегите сами, – сказала тётя Тоня. – Проскочите.

– Тётя Тоня, – сказал Артур, – уберите эту резину… – и потом: – Взяли, ребята.

Брат был лёгкий, как будто высох. Они завернули его в простыни и одеяла – получился свёрток. Можно было нести даже вдвоём.

Внизу на лестнице ударили выстрелы: два и ещё два. Это было так оглушительно, что после показалось: настала тишина.

В этой тишине на лестнице рубились насмерть.

И снова ударили ружья – в самую гущу тел. И пули, и картечь – всё находило свою цель. Наконец те, кто уцелел, бросились назад.

Первый приступ отбили.

Уцелели два милиционера и один врач – из тех, кто взял в руки оружие. Остальные были серьёзно ранены, их унесли перевязывать. Мёртвого милиционера положили в коридоре второго этажа.

– Пошли, – сказал Артур.

Один из друзей Стрельнутого согнулся пополам – его рвало.

– Где же ваша помощь? – судорожно спросил кто-то.

– Идут, – сказал Артур, и как бы в подтверждение его словам невдалеке зачастили выстрелы. Потом они ударили совсем близко, в разбитую дверь заглянула пожилая женщина с ружьём, крикнула: "Всё в порядке!"

– Вот видишь, – сказал Артур Стрельнутому, как будто тот что-то ему доказывал.

– Да, – сказал тот. – Пока да. Надо Тачка спрятать. Понесли.

Ребят не удерживали.

Стрельнутый повел их в район старых домов, где жить было запрещено, но куда всё равно какой-нибудь чудак время от времени заселялся. На пересечении мостков, как чёртик из коробочки, выскочила Лизка. Руки её были в синяках и глубоких царапинах.

– Это ведь ты? – сказала она.

– Я.

– Как дойти до реки? Я заблудилась.

– А отец?

– Он мне дядька… Убили его. Навалились и убили. Я выдралась как-то…

– Пошли пока с нами.

– Эй, что тут происходит?

– Меня Артуром зовут. Это Стрельнутый, это Тушхаз с Ухзаем. А это мой брат, он без сознания. Мы его прячем, – объяснял он на бегу. – Никто не знает, что творится.

– Сюда, – сказал Стрельнутый.

Это был не мосток даже – а чёрт-те что, два железных ржавых троса, провисших над здоровенным старым ползуном, и на тросы набросаны старые доски со здоровенными промежутками: иной раз и побольше шага. Ухзай побежал вперёд, Стрельнутый с Артурчиком тащили Спартака, причём Стрельнутый пятился задом, находя опору для ног каким-то чутьём, не иначе; Тушхаз и Лизка шли сзади, Артур их чувствовал.

Артурчик больше смотрел на синяк внизу, чем на доски. И когда синяк остался позади, почувствовал какую-то такую слабость, что Тушхаз легонько тронул его за плечо:

– Отдай.

И Ухзай перехватил ношу у Стрельнутого. Из-за всего этого хлипкое сооружение раскачалось. Артурчик увидел, что Лизка размахивает руками, восстанавливая равновесие. Он шагнул к ней, но Лизка уже выпрямилась.

– Ерунда, – сказала она.

Артурчик молча кивнул.

– Ты им веришь? – спросила Лизка, кивнув на ребят.

– Ага.

– А дядьку убили.

– Не они же.

– Ну… наверное.

Стрельнутый крикнул, ему ответили. Артурчик задрал голову. Над ними проходила галерея, соединяющая два очень старых дома. Оттуда упала верёвка с узлами. Стрельнутый быстро взлетел по ней наверх. Через минуту спустилось что-то вроде качелей, только со спинкой. Туда усадили распелёнутого Спартака, прихватили петлей, чтобы не выпал. Теперь Артурчик увидел, кто там, со Стрельнутым. Здоровенный дядька, больше пана Ярека, и с такой же бородой. Сильным движением он выбрал верёвку – как будто тащил не очень крупную рыбу.

Потом наверх залез Ухзай, Лизка (посмотрела на Артура, он кивнул), сам Артур и последним приготовился – Тушхаз.

Когда Артур забрался на галерею, там была только Лизка: стояла и ждала его.

– Туда пошли, – показала она рукой.

– Дождёмся… – сказал Артур и не договорил.

Отсюда было видно далеко и почему-то очень чётко.

Над зданием больницы, откуда они ушли каких-то полчаса назад, вдруг взвилось чёрное облако. Появилось дымное пламя.

А потом докатился хриплый гром…

Тушхаз стоял рядом с ними и смотрел на это. Лицо у него было непроницаемое.

– Пойдём, – сказал он наконец и отвернулся.

– Мы к кому? – спросил Артурчик.

– Хаззарим-хун, – сказал Тушхаз.

"Хун" означало "учитель".

Артурчик не стал спрашивать, почему учитель живёт здесь, в запрещённом районе. Просто пошёл, и всё.

Спартак уже лежал на доске, и бородатый учитель разглядывал его ногу. Потом коротко велел Стрельнутому:

– Луб.

Стрельнутый бегом побежал исполнять приказ. Наверное, где-то лежал свёрнутый сырой луб – мягкая кора специального лубного дерева. Пока она сырая, из неё можно лепить всё на свете. Потом дать подсохнуть – и получится вещь костяной твёрдости, но гораздо легче. В общем, ничем не хуже пластмасс, которые делаются в Верхнем. Жалко только, что лубные деревья в окрестностях города очень редки, и надо на козла х ехать день, а то и два…

А пока учитель, кивнув, пригласил остальных подойти поближе.

– Земной. Кровь слабый. Кость сильный, голова сильный, кровь слабый. Всегда. Надо добавлять кровь Ыеттёю, тогда хорошо.