Как раз в это время Дэннис Кэрни, который некоторое время участвовал в нашей кампании по борьбе с браконьерством, поступил на службу в департамент охоты. Управление по делам национальных парков направило его в Восточный Цаво на должность помощника смотрителя по транспортным средствам и механизмам.
Как-то утром Дэвиду сообщили, что в тюремном лагере Маньяни (примерно в сорока милях от нас) в загон для телят забрался лев; выбраться оттуда он не может и в лагере страшный переполох. Дэвид взял с собой Дэнниса, и они отправились на место происшествия. Оказалось, что в одной из секций телятника вместе с телятами заперли девятимесячную львицу, как-то ухитрившуюся ночью забраться туда. К утру ей стало так плохо, что она уже не могла стоять на ногах.
Накинув зверю на голову брезент, Дэвид и Дэннис вытащили львицу из загона. Маленькая львица совсем не сопротивлялась. Внимательный осмотр показал, что привело ее в такое печальное состояние: морда страшно распухла, а из носа торчала игла дикобраза. Ее тут же без труда удалили, а львицу поместили в клетку, стоявшую в кузове «лендровера», и привезли в Вои. Я быстро смешала молоко с глюкозой, и маленькая львица жадно вылакала эту питательную смесь. Уже через полчаса она настолько окрепла, что смогла встать. Мы хорошо накормили ее мясом и затерли в старом курятнике, где когда-то жил Пиглет.
Хиглети и Пикл с огромным интересом следили за всеми нашими действиями. Львица их очаровала. Они не смогли сдержать своего любопытства, все время бегали вокруг клетки, обмениваясь взволнованными замечаниями, и иногда присаживались на задние лапы, чтобы получше рассмотреть зверя.
На следующий день львица была уже на пути к полному выздоровлению. Когда мы заглянули в зарешеченное окно, она громко зарычала и бросилась на нас. Мы поспешно отступили. Теперь львица казалась намного больше ростом, чем представлялось сначала.
Возле курятника Дэвид соорудил еще и ограду из металлических решеток, чтобы выздоравливающее животное могло выходить наружу и греться на солнышке. Звон и грохот, сопровождавшие эту работу, звучал как аккомпанемент грозному рычанию, доносившемуся из курятника.
Кормить нового приемыша пришлось мне. Это потребовало весьма крепких нервов. Сначала львицу надо было заманить в противоположный от двери угол клетки, что осуществлялось довольно просто — ей что-нибудь бросали туда. После того как внимание львицы сосредоточивалось на приманке, я быстро открывала дверцу, бросала кусок мяса и захлопывала ее, пока зверь мчался в мою сторону. Хотя нас и разделяла металлическая преграда, требовалось немало усилий, чтобы сохранить самообладание и не отпрянуть, когда на стенку клетки с рычанием кидался этот живой клубок ярости.
Мы назвали львицу Амбер. Дня через два-три она стала поспокойнее: лежала совсем тихо в то время, когда я сидела у решетки.
Любопытство наших мангуст росло с каждым днем. Хиглети никогда не надоедало наблюдать за Амбер.
Каждое утро он первым делом мчался к клетке, чтобы еще раз взглянуть на нее. Амбер бросалась к решетке, возмущенная дерзостью крошечного существа. Хиглети уже знал, какой прием его ожидает. Поэтому он начинал копаться в воображаемой норке, делая вид, что не подозревает о присутствии львицы. На самом же деле одним глазом Хиглети всегда следил за ней. Все это в конце концов надоедало Амбер, и она ложилась прямо у решетки. Хиглети тем временем подбирался к львице все ближе и ближе, притворяясь, что занят совсем другим делом, до тех пор, пока, наконец, не оказывался на безопасном расстоянии от львицы, но совсем близко от решетки. Эта его настойчивость так забавляла меня, что я довольно часто наблюдала за животными. Однажды Хиглети, уверенный в собственной непогрешимости, расхрабрился и подошел совсем близко. По ту сторону лежала Амбер и, казалось, крепко спала. И надо же случиться такому, что именно в этот момент Хиглети действительно наткнулся на какое-то насекомое и так увлекся, вытаскивая его из ямки, что совсем позабыл про львицу. Амбер быстрее молнии вскочила и с ужасающим рыком кинулась на решетку. Застигнутый врасплох несчастный Хиглети, видимо, решил, что ему пришел конец. Ноги его сработали мгновенно, подбросив в воздух фута на два.
Природа наделила хищников поразительной способностью восстанавливать свои силы: за каких-то шесть недель Амбер совершенно преобразилась.
Теперь, когда львица совсем поправилась, надо было решать ее судьбу. В Цаво природа не так благосклонна к хищникам, как в других парках, где много травоядных животных. Нам казалось, что здесь Амбер не выжить. Было решено выпустить ее в Национальном парке Найроби.
Стив Эллис пообещал нам поселить Амбер там, где есть такие же, как она, почти взрослые львы. Клетку с нашей львицей погрузили в машину, отправляющуюся в Найроби, и мы пожелали Амбер счастья.