Сироты вечности

– К Мирам. В поместье старика Эверетта. К мисс Планкмен – по Двадцать восьмому шоссе. А еще в особняк, который в прошлом году купил тот богатей из Нью-Йорка.

– Ну и?.. Богатые люди. Иннис, наверное, стрижет их на дому. – Мне было приятно, что сам Кевин до этого не додумался.

– Ну да. Что же может быть общего между самыми богатыми людьми в округе? Они все стригутся у самого плохого в целом штате парикмахера. Даже у двух самых плохих парикмахеров: я и Денофрио видел. Они встретились у цирюльни, а потом разъехались в разные стороны. Денофрио наверняка поехал за реку в поместье Уилксов. Руди, тамошний сторож, говорит: либо Денофрио, либо Иннис каждый понедельник к ним наведывается.

– С богачами часто так бывает: экономят на всем, вот и за стрижку норовят поменьше заплатить, – пожал плечами я.

– Может, и так. Но самое странное не это. Самое странное вот что: они оба загрузили в багажник машины какие-то маленькие бутылочки. А от Миров, от Эверетта и Планкмен Иннис вынес большие бутыли. По два галлона – не меньше. Томми, они были тяжелые, туда явно что-то налили. Бутылочки из цирюльни наверняка тоже не были пустыми.

– И что в них? Кровь?

– Может быть.

– Вампиры вроде кровью питаются, а не развозят ее по домам, – засмеялся я.

– Может, кровь была в больших бутылках. Они ее забрали, а взамен отдали маленькие, из цирюльни.

– Ага. Кровь в обмен на лосьон для волос!

– Томми, не смешно.

– Очень даже смешно! – Я нарочно засмеялся еще громче. – Молодцы твои вампиры – кусают только богатеев. Предпочитают кровь высшего качества!

Я катался по журналам с комиксами, задыхаясь от смеха, и старался ненароком не раздавить какую-нибудь электронную лампу.

Кевин подошел к окну и уставился куда-то в сгущавшиеся сумерки. Мы оба не любили, когда темнело рано.

– Ты меня не убедил. Но сегодня мы все выясним.

– Сегодня? – Я больше не смеялся. – А что сегодня будет?

Мой друг глянул на меня через плечо:

– На задней двери цирюльни старый замок. Я такой могу за секунду открыть: у меня есть детский набор для фокусов. После ужина пойду туда и все проверю.

– После ужина будет уже темно.

Кевин пожал плечами и снова посмотрел в окно.

– Ты что – один пойдешь?

Друг снова оглянулся на меня:

– А вот это зависит от тебя.

Я молчал.

Когда точат бритвенное лезвие о кожаный ремень, получается особенный звук – его ни с чем не спутаешь. На моем лице лежат теплые полотенца. Я спокойно и расслабленно слушаю, как парикмахер готовит бритву. В наши дни мужчины больше не ходят бриться к профессиональным цирюльникам, а я вот не отказываю себе в этом удовольствии.

Он убирает полотенца, промокает мне виски и щеки сухой тканью и в последний раз проводит лезвием по кожаному ремню. От горячих полотенец кожу на лице пощипывает, а к шее приливает кровь.

– В детстве один мой друг пытался меня убедить, что цирюльники на самом деле вампиры.

Мужчина молча улыбается. Он уже слышал эту историю.

– Мой друг ошибался, – сказал я, слишком расслабленный, чтобы поддерживать разговор.

Цирюльник больше не улыбается: его лицо становится сосредоточенным – он наклоняется вперед, помешивая в миске маленькой кисточкой, а потом мажет меня пеной для бритья. Затем приходит черед острой бритвы – ловким движением мужчина откидывает мою голову назад, и я подставляю горло под нож.

Закрываю глаза и чувствую прикосновение холодного лезвия к теплой коже.

– Говорил, за секунду откроешь! – рассерженно шепчу я. – А сам уже пять минут возишься с этим дурацким замком!

Мы с Кевином сидели на корточках возле задней двери цирюльни в переулке рядом с Четвертой авеню. Было холодно, из мусорного бачка неприятно пахло. На улице шумели машины, но шум этот словно доносился откуда-то из неимоверного далека.

– Давай уже!

Замок щелкнул, лязгнул, и дверь распахнулась.

– Вуаля! – сказал Кевин.

Он запихал свои проволочки, отмычки и прочую ерунду в игрушечный чемоданчик (кожаный, совсем как у настоящего фокусника), а потом ухмыльнулся и постучал по табличке на двери.

– Прекрати, – прошипел я.

Мой друг вошел в цирюльню, ощупью пробираясь в темноте. Я покачал головой и двинулся следом.

Дверь закрылась. Кевин включил маленький фонарик и взял его в зубы – точно как шпион в каком-то фильме. Я ухватился за полу его ветровки, и мы прошли по короткому коридору в большой зал.

Огляделись. На витрине и на двери жалюзи были опущены, и Кевин сказал, что фонариком можно пользоваться спокойно. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Тоненький луч отражался в зеркалах, выхватывал из темноты отдельные предметы: конторку, кресла в центре комнаты, стулья для посетителей, журналы, раковину, занавешенную снизу черной тканью. В коридоре мы нашли небольшую дверь, за которой прятался крошечный туалет. Ножницы и бритвы аккуратно лежали в шкафчиках. Кевин открыл ящики и все тщательно облазил, но обнаружил лишь бутылки с тоником, полотенца и два комплекта парикмахерских инструментов. Он взял бритву и открыл ее, свет заиграл на лезвии.

– Давай заканчивай, – прошептал я, – и уходим.