Система

Я его понимала как никто. Слететь с шести баллов до двух – это было жестко. Он поселился в соседнем с Серегой мужском секторе, устроился на работу на мусорный полигон и все свои крипты тратил на еду и дешевый алкоголь. Щеголеватый вид, с которым Вова приезжал к нам раньше из зоны С, он утратил быстро. Весь оброс и перестал бриться, ходил в изодранной одежде, всем хамил, в общем, уверенно шел по наклонной. Быстро худел, но силы, видимо, еще оставались: когда дядя Витя сказал ему добродушно: «Ты же потеряешь балл, дурачок, если будешь так себя вести», – Вова разразился потоком ругательств, а потом швырнул в дядю Витю стоявший на плите чайник. Метил в голову, но, к счастью, не попал, да и кипяток давно остыл, так что обошлось без жертв. Но Вову, по естественным причинам, начали сторониться еще больше.

Я жалела его. Мне казалось, что я одна тут его понимаю. Жертва подлости и предательства, привыкший к другой жизни, он не мог справиться с собой. Я сказала ему, что понимаю его. Это было вскоре после эпизода с чайником. Вова поднял на меня мутные с похмелья глаза, посмотрел внимательно, но ничего не ответил.

Деградация Вовы совпала с периодом Серегиных ухаживаний за мной, если можно их так назвать. Тот исторический разговор в кафе на Дымной улице, очевидно, означал, что мне сделано предложение. Теперь Серега каждый вечер встречал меня с работы и пытливо смотрел мне в лицо: не хочу ли я, дескать, что-либо ему сказать. Я изо всех сил имитировала загадочность Моны Лизы, максимально оттягивая момент объяснения.

– Дурочка, – говорила мне тетя Мириам, – глупостями занимаешься.

Но я не могла ничего с собой поделать.

Между мной и Серегой повисла и натянулась недосказанность, которая набухала с каждым днем, как нарыв. И однажды прорвалась.

Как-то поздно вечером, уже после ухода Сереги, в дверь постучали. Я открыла. На пороге стоял Вова. С искусственным цветком в руке. Непонятно было, где он его взял. Вова был здорово пьян и неуверенно держался на ногах.

– Ларррка! – рявкнул он, протягивая мне цветок. – Это т-т-т-тебе! Единственному человеку, который меня… ик! …ппп-понимает!..

С трудом мне удалось его выпроводить. Я поймала себя на мысли, что в глубине души польщена. В Вове было что-то, напрочь отсутствующее в Сереге, дерзость, инфернальность, что ли, не подберу другого слова. В общем, если бы выбирать, с кем прорываться из зоны Е, я бы прорывалась лучше с ним.

Тете Мириам Вова категорически не нравился.

– Ничего особенного в нем нет, – сказала она мне строго. – И нечего его жалеть. Пьяница и трус. Сам подлый, потому и жизнь подло с ним поступила.

Я была не согласна.

Трезвым Вова даже и не смотрел в мою сторону, видимо понимал, что согласно неким неписаным правилам мужских секторов я – Серегина. Но, когда напивался, начинал со мной заигрывать. Достаточно вызывающе, так, чтобы все видели. Не знаю, чего в этом было больше: интереса ко мне или вызова Сереге, чье лидерство Вове, видимо, хотелось оспорить. Серега выходил из себя, потому что видел, что Вовины пьяные ухаживания меня больше развлекают, чем сердят. Долго так продолжаться не могло.

Однажды я задержалась на работе дольше обычного. Серега пришел за мной вовремя, но мне нужно было срочно переделывать квартальный отчет, который Система почему-то не принимала. Время поджимало, отчетный период заканчивался завтра. Я попросила Серегу зайти через час, спустилась в подвальное помещение и села за маленький допотопный компьютер. Освещение в подсобке было тусклым, но мне хватало света от экрана. Отчаянно зевая, я проверяла цифру за цифрой, нашла, наконец, ошибку, и тут наверху скрипнула дверь.

– Серый, это ты? – крикнула я, не отрываясь от работы. – Уже час прошел? Я сейчас!

В ответ тишина. Потом послышались шаги вниз по лестнице.

– Серый?

Мне стало страшно. Говорил он мне: запирай дверь!

– Серега? Кто это?

– Это не Серега. Это я, – раздался вдруг знакомый голос, и в подсобку вошел Вова.

Да, забыла сказать, он был громадного роста. Возможно, именно это мне в нем больше всего и нравилось. Он был налит до краев и едва стоял на ногах. В одной руке он держал искусственный цветок (только сейчас я поняла, где он их берет, в крематории, как я сразу не догадалась!), а в другой – большой кривой нож, которым орудуют мусорщики, когда вскрывают пакеты с биоотходами.

Он подошел ко мне вплотную. Разило от него так, что мне, казалось бы, привычной к ароматам зоны Е, захотелось зажать нос.

Мне стало неприятно. Он никогда не был в этой подсобке, и я думала, он вообще не знает, где я работаю.

– Вова, я занята. Что тебе нужно?

– За-ня-та? – он выговорил это слово по слогам, обернулся, поискал глазами вертящийся табурет и с трудом на него сел.

Ухмыляясь, протянул мне пластиковый цветок.

– Это тебе.

– Не хочу, – я начинала сердиться. – Иди домой и проспись.

– Аааааааа!.. – Вова поднял палец. – Это чтобы он не заметил, да? Он придет, а ты с другим, да? Непорядок!

– Убирайся, я сказала.

– Возьми, – он снова протянул мне цветок.

– Не возьму.

– Хорошо, – неожиданно согласился он. – Тогда есть другое п-п-п-предложение.