В Сторчаке Кудрин был уверен на сто процентов. Он его очень ценил, таких профессионалов еще поискать надо. Сторчак был в курсе массы нюансов международного сотрудничества, отлично разбирался в тонкостях многосторонней финансовой дипломатии. Именно Сторчак провел сложнейшую операцию по урегулированию задолженности странам-членам Парижского клуба. У каждой страны был свой процент по обслуживанию долга, и Минфин долго бился в поисках золотой середины. Сторчак не вылезал из командировок, по нескольку раз ездил в каждую страну, входившую в Парижский клуб.
В результате удалось согласовать схему погашения по номиналу. Некоторые страны клуба теряли деньги, но под соглашением подписались. Потом Сторчак провел обратный выкуп российского долга. Пришлось заплатить на 750 млн долларов больше номинала. Но теряя деньги сейчас, Россия выигрывала на процентах будущих периодов.
Благодаря этим двум операциям Россия сэкономила 13,7 млрд долларов. Кейс Сторчака вошел в мировую практику финансовой дипломатии. А часть сэкономленных средств пошла в Инвестфонд, на развитие инфраструктуры.
Кудрин все-таки съездил в ЮАР. На встрече «двадцатки» к нему подходили заместители министров финансов стран, с которыми работал Сторчак.
«Что с Сергеем?» — спрашивали они. «Все нормально. Это просто ошибка», — твердил Кудрин. «Мы уверены, что ошибка», — говорили они, жали руку Кудрину и желали, чтобы ошибка была скорее исправлена.
Это стало главной задачей Кудрина на целый год. Он считал своим долгом вытащить из тюрьмы сотрудника, который честно выполнял свой долг, но попал за решетку из-за какой-то разборки или просто неряшливости следственных органов. Если не исправить несправедливость, жизнь повернет в другое русло, груз на совести останется навсегда.
Путин про арест Сторчака знал. Но к заверениям Кудрина, что это ошибка, что Следственный комитет не разобрался в простом юридическом деле, отнесся скептически. Дело контролировали глава Следственного комитета Александр Бастрыкин и директор ФСБ Николай Патрушев, а они были у Путина на хорошем счету. Путин посоветовался с юристом, которому доверял, тот высказал свое мнение: дело Сторчака — юридическое недоразумение.
Но Бастрыкин с Патрушевым отказались выпускать Сторчака, сославшись на новые доказательства по делу — запись беседы, которая доказывала сговор. Путин дал им еще время на сбор доказательств. Прошел месяц, но доказательств не прибавилось.
Январским утром в СИЗО «Лефортово» начался переполох. Начальству изолятора сообщили, что сегодня к ним прибудет вице-премьер поговорить со своим подчиненным. Визитов таких высокопоставленных людей в Лефортово никто не помнил, поэтому встречу решили организовать на самом высшем уровне — в кабинете начальника Владимира Репкина. Руководство изолятора не ударило в грязь лицом. Принесли угощения — чай, печенье, конфеты.
Кудрин хотел поддержать Сторчака. Он дважды за него поручился, выступал публично со словами поддержки и понимал, что Сергей в СИЗО об этом узнает. В январе 2008 года Кудрин запросил руководство изолятора о встрече. Он привел железный аргумент: Сторчак — носитель важной информации о переговорах с другими странами, без него дела стоят. Сотрудник следственной группы предупредил, что говорить о деле «Содэксим» нельзя. При первом же слове или намеке он прекратит встречу.
— Мы и не собираемся по этому делу говорить, нам с этим делом все ясно. Мы и так знаем, что делать.
Сотрудник следственной группы отрезал:
— У вас есть час в распоряжении.
Впрочем, Сторчак и так уже услышал о словах поддержки. Сам факт прихода Кудрина значил для него очень много, никакие слова были не нужны.
Кудрин вытащил из папки несколько листов.
— Итак, Сергей Анатольевич, начнем с первого пункта.
Сторчак слегка улыбнулся:
— Давайте начнем.
Час они монотонно обсуждали переговоры по долгам разных стран. Время истекло, Кудрин поблагодарил Сторчака, они тепло попрощались и разошлись. Это был перелом: Сторчак поверил, что ему удастся отсюда выбраться. Конечно, он не знал, что придется провести в Лефортово еще долгие девять месяцев, а уголовное дело будет прекращено за отсутствием состава преступления только спустя три года.
Все подчиненные Кудрина быстро поняли, что дело Сторчака — это его мука. Он изучил все документы по делу, встречался с адвокатами, с супругой Сторчака. Кудрин не отстранил своего заместителя от должности и приказал не трогать его кабинет. Он помнил каждую деталь по делу, каждое процессуальное нарушение, встречался со всеми, кто готов был помочь.
Минфиновцы уже привыкли, что, обсуждая на летучке любой вопрос — бюджет, госпрограммы, кризис, международные стандарты отчетности или что-то еще, — Кудрин ни с того ни с сего мог сменить тему: «Нет, вы подумайте, как же можно сажать человека без нормальных доказательств?» В воздухе повисала пауза.
— Да-да, продолжим.