Читаем Система полковника Смолова и майора Перова полностью

В «Строителе» и «Лесопильщике» Калибанов читал про удивительную систему верных сынов Отечества, наших батыров и членов ВСРУЛа полковника Смолова и майора Перова. Они придумали исключительно действенный способ перековки. Благодаря их системе враги народа совершали чудеса строительного дела: с невероятной скоростью прокладывалась линия Котлас — Воркута, соревновались депо, летел с весёлым гудком локомотив. При этом враги были самоохранниками и самостоятельно добывали себе пропитание — начальству не надо было ездить по деревням и отнимать у населения продукты. Необычайно высокие показатели и полное самообеспечение — таковы были цели и результаты системы батыров Смолова и Перова. К сожалению, не все её детали освещались в прессе. «Государственная тайна, секретный материал», — бормотал Калибанов, снимал очки на верёвочке, аккуратно складывал газету и закрывал глаза.

Высшее северное руководство управления лагерей прекратило поставку продовольствия на Мшаву. Говядина, сало, перловка — всё это было для фронта, всё для победы. Есть было нечего, голодные сторожевые собаки, давно не нюхавшие мяса, несколько раз цапали за ноги бедного старого Сивку, охрана лезла на вышки с вёдрами — всех мучила диарея от фасоли (кружка фасоли в день), невозможно было терпеть. Зэчки-ударницы требовали хлеба. Началась зима, к деревням за продуктами было не проехать, снежные крепости высотой с Сивку встали вокруг зоны.

Одна бригада взбунтовалась. Ударницы отказались работать, столпились вокруг костра, кричали, что без нормального питания стройку поднять не смогут. «Дайте нам снасти, мы пойдём на рыбалку! Дайте винтовку, мы пойдём на охоту!» — «Цево захотели! Молцать!» — огрызался начальник. Он грозил расстрелом, пальнул в небо, но это не помогало. Воспользовавшись перепалкой, Ф-149 опять ушла. Калибанов приказал Цветкову сторожить бригаду, при необходимости стрелять и спускать Дружка, а сам пошёл на задержание Фэ.

Женщины матерились, Вася взмок от волнения, Дружок гавкал. Прошёл час или два, а Калибанов с Фэ всё не возвращались, стало темнеть, подул ветер, начиналась снежная буря. Женщины потребовали, чтобы стрелок вёл их на зону, все устали от холода и голода, у кого-то портянки примёрзли к ногам. Вася развёл зэчек по баракам, измученного Дружка отправил греться в комнату к Тонечке, Нину Петровну послал проверить женщин на предмет обморожения, а сам с конвойцем Зыковым и его свежим Казбеком пошёл во тьму и бурю искать Калибанова с Фэ.

Фонарь с трудом пробивал снежную пелену, ветер свистел, как локомотив на ударной магистрали полковника Смолова и майора Перова. Кричать было бесполезно, Цветков и Зыков стреляли из винтовок, запустили сигнальную ракету. «Вижу, слышу, поцти добрались, вон конецный пункт, сейцас цай будем пить!» — покачиваясь, Калибанов шёл по заносимой снегом, исчезающей на глазах дороге. На спине он тащил избитую, но живую Фэ.

Пока Вася с Зыковым искали Калибанова, а Нина Петровна бинтовала зэчкам обмороженные ноги, на зоне случилась беда — пропали Тонечка с Дружком. Врач бегала по баракам, умоляла найти и вернуть ребёнка: «Женщины, отдайте!» Женщины Тонечку не отдавали, они требовали хлеба. Судя по всему, это был сговор. Ударницы заперлись в своих бараках. Где они прятали девочку, было непонятно.

Калибанов приказал выбивать двери. Зэчки стали грозить, что задушат ребёнка. «Еды! Мы не можем работать без еды! Накормите нас, мы вернём Тоню!» Ночью на зоне в морозном воздухе запахло жареным мясом: кто-то готовил Дружка.

Была оттепель, потом подморозило. Снежная поверхность превратилась в отличный наст. На санях стрелок Цветков приехал в деревню, чтобы собрать продукты. Женщины и старики положили ему в телегу десяток яиц, связку лаптей и несколько мороженых картофелин. «Иди за мясом к бабе Пане!»

Баба Паня жила в избушке на краю деревни, там не было ни сенника, ни хлева. Где же она берёт мясо? Две пушистые собаки весело лаяли на стрелка.

Паня впустила Васю и сразу полезла на жарко натопленную печь, она лежала на хрустящей россыпи сушёной черёмухи, подпершись локтём, смотрела на растерянного, расстроенного красноармейца. Её покойный муж был хорошим охотником, она ему помогала — загоняла кабана и лося. Паня умела поднять сохатого, была готова завалить его для мшавских доходяг. Но ей нужна была подмога.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза