Система полковника Смолова и майора Перова

Гришу с Костиком ждало новое испытание — Логин решил выпустить чёрта, то есть не самого чёрта, а то, что с Божьей помощью от него осталось. Чёрт потерял свою силу, стал совершенно безопасным, съёжился, распался. Чёрта поглотила дыра-изба, он растворился в пустоте, а на его месте возникла блаженная Агафья. «Иди сюда, Агафьюшка, иди!» — выманивал старик кого-то из подполья. Каково же было изумление артистов, когда из подпола вышла жеможаха. Но её как будто подменили — она ласково улыбалась, крестилась, кланялась. Судя по всему, она окончательно сошла с ума.

* * *

Тата Иадова на ЗИСе недалеко по реке уехала. Побурчав немного, грузовик заглох и начал погружаться в воду — лёд под ним треснул. Тата успела выскочить из машины. Она бегала вокруг тонущего Захара Ивановича и причитала — ей казалось, что в кабине остался Патрон. Сутки Тата шла по лесу — уверенным шагом, ни на что не отвлекаясь, не сомневаясь, что направление выбрано верно, — и в результате добралась до обители Логина Самсоновича, которая стала конечным пунктом её мытарств и метаний...

Тата била несуществующих мух «Социалистическим Севером» и просила чаю с сахарком и с водочкой. Логин воспитывал дурочку Агафьюшку: кидал в неё сапогом, говорил, что чай, водка, сахар — соблазн и грех:

— Всякое падение начинается грехом, а кончается ересью!

— Самоварчик бы поставить, дедушка!

— Самовар яко шипящая дымящая змея! Самовара в доме не держу! Чаепитие есть пристрастие, а пристрастие есть грех. Сахар делают из человеческих костей с бычачьей кровью! Твой грех — гортанобесие. Человеку нужны только хлеб и вода. Есть надо умеренно.

— Хочу побольше!

— Это чревобесие.

— Картошечки!

— Поганая трава, зовомая картоф — антихристова похоть!

Блаженная Агафьюшка смиренно кушала сушёный творог, сушёную рыбу и хлеб с берёзовыми опилками. Сладко зажмурившись, она без табурета шептала что-то из Рильке в отцовскую дырку, доила коз под присмотром Остапыча. Логин научил её чесать шерсть и прясть. Иногда Агафья начинала плакать — вспоминала любимого пса, жаловалась: «Жили мы с ним в контакте, куда я — туда и он, душа в душу. А потом убили Патрошу злые люди! Отравили!»

Тата совершенно изменилась — стала добренькой и безобидной. Только Костик ей не верил, считал, что она притворяется. Иногда он ловил её взгляд исподлобья — тяжёлый, мрачный, тлеющий, почти погасший, но готовый вспыхнуть. И слышал шёпот: «Враженёнок!» Но всё это чудилось Костику. Больше не было жеможахи, некого было бояться.

11

К весне Гриша построил лодочку-плоскодонку, чтобы уплыть с Костиком на зону. Идти по лесу он не хотел — во-первых, не знал, куда, собственно, идти; во-вторых, боялся зверей и людей. Расчёт был такой: река доставит артистов куда надо, а там разберутся.

Логин полагал, что плыть «дотуда» артистам недолго. Старику хорошо, весело жилось с Гришей и Костиком. Мысль о том, что скоро они уйдут навсегда, беспокоила Логина Самсоновича. Воздух был мягким, как парное молоко и шёрстка козлёнка, всё журчало, распускалось, лопалось, цвело и било в ноздри. Но Логин замечал дурные знаки, чуял приближение беды: в наползающем тумане кривлялись черти, под землёй ворчал дьявол, на дворе было слышно, как он набирает силу и готовится выйти из преисподней.

Логин собрал артистам еду на несколько дней: сложил в короб узелок с сухарями, узелок с сушёными грибами, узелок с шариками твёрдого сыра — такого, что не разгрызть, его рассасывать надо было. Накануне торжественного отплытия старик долго не мог заснуть, ворочался — ему не хотелось отпускать Костика. Ныло плечо, выбитое покойным Остапом. Пылающая круглая луна заглядывала в окна и дырки, обливала Логина световым космическим потоком. Ему снилось, что Лупанда снесла большое мекающее яйцо, что берёт он это яйцо в руки и несёт бережно в дом, а яйцо из рук у него вываливается, падает и разбивается. Борода Логина мокрая от слёз, кто-то жалобно блеет, лоб овевает холодный утренний ветер.

Он проснулся от того, что Агафья положила ему на грудь свою тяжёлую руку. Блеял козлёнок. Логин вышел в молочную ночь. Гремели птицы. Старик сделал несколько шагов и встал как вкопанный, перекрестился — перед ним в земле зияла ровная чёрная дыра, со дна её доносился испуганный плач новорождённого Остапыча. Кряхтя, старик полез в дыру. Под ногами почва мягко уходила вниз. Логин подхватил козлёнка, но вылезти не мог, он тихо опускался, над его головой качались молодая трава и белые цветочки. Логин подбросил козлёнка, тот, хромая и жалуясь, поковылял прочь. Старик всё глубже ехал под землю. Это было так странно, так неожиданно, что он не догадался звать на помощь. Крестился, говорил про сокрушённые зубы грешников и веселье смиренных костей. Уверял Бога, что ложе давно омыто слезами, и, наверное, нет смысла в данный момент обличать, гневаться и наказывать.

На Логина посыпалась земля, сверху замаячила толстая Агафьюшкина рожа, она на четвереньках подползла к дыре и с изумлением смотрела на оказавшегося в западне Логина.