Все эти трудности не устраняются тем, что наш ученый противник начинает спрашивать, существуют ли только пять чувств, не мог ли бог дать чувства, совершенно отличные от наших, существам, которых мы не знаем, и не мог ли бы он дать иные чувства нам самим в том самом состоянии, в каком мы находимся. Я отвечу на это сначала, что, прежде чем умозаключать о том, что может и чего не может сделать бог, надо установить его существование. Я возражу далее, что фактически мы обладаем лишь пятью чувствами; что с их помощью человек не может постигнуть такое существо, каким является бог, судя по описаниям теологов; что мы абсолютно не знаем, каков был бы объем и характер наших восприятий в том случае, если бы в дополнение к нашим у нас были еще какие-нибудь чувства. Теологи часто говорят нам о внутреннем чувстве и естественном инстинкте, с помощью которых мы открываем или чувствуем божество и мнимые истины религии. Но достаточно несколько внимательней разобраться в вопросе, чтобы убедиться, что это внутреннее чувство и этот инстинкт являются результатами привычки, воображения, беспокойства, предубеждений, которые часто вопреки всякой логике делают нас жертвами недопустимых для трезвой мысли предрассудков. Таким образом, спрашивать, что мог бы сделать в подобном случае бог,- значит предполагать спорный вопрос уже решенным, так как мы не можем знать, на что способно существо, о котором у нас нет никакого представления. Точно так же мы не имеем никакого представления о том, что могут чувствовать и знать ангелы, или отличные от нас и превосходящие нас интеллектом существа. Мы не знаем способа произрастания растений: как же можем мы знать способ понимания существ, совершенно отличных от нас? Но во всяком случае мы можем быть уверены, что если бог, как нас уверяют, бесконечен, то ни ангелы, ни иные подчиненные ему духи не могут его постигнуть. Если человек представляет загадку для самого себя, то как может он понять то, что отлично от него? Поэтому мы должны довольствоваться в наших суждениях своими пятью чувствами. Слепой обладает лишь четырьмя чувствами; он не вправе отрицать того, что другие люди обладают лишним чувством, но вправе утверждать, что не имеет никакого представления о действиях чувства, которого ему не хватает. Мы можем судить о божестве лишь на основании своих пяти чувств, и никто из людей не вправе утверждать, что он знает его лучше, чем мы. Разве слепец, окруженный другими слепцами, не был бы вправе спросить у них, на каком основании они говорят ему о каком-то чувстве, которым не обладают сами, или о каком-то существе, о котором их собственный опыт ничего не может сказать им? Если, как утверждают теологи, бог настоятельно требует от людей познавать его, то это столь же неразумно, как требование хозяина участка земли, чтобы находящиеся в его саду муравьи знали его в толково рассуждали о нем.
Наконец, мы можем ответить г. Кларку, что его предположение невозможно, согласно его же собственной теории: ведь бог, создав, как уверяет г. Кларк, человека, без сомнения, желал, чтобы последний имел лишь пять чувств и был таков, каков он есть в действительности, так как это соответствует мудрым целям и неизменным планам, которые приписывает ему теология.
Доктор Кларк, как и все прочие теологи, обосновывает необходимость существования своего бога необходимостью допустить силу, которая дала бы начало движению. Но если материя существовала всегда, то она всегда обладала и движением, которое, как мы это доказали, столь же присуще ей, как и протяженность, и вытекает из ее первичных свойств. Таким образом, движение существует лишь в материи и через нее:
подвижность - это следствие ее существования; это не значит, что само великое целое может занимать другое пространство в отличие от того, которое оно занимает в настоящее время; но части этого целого могут изменять и фактически непрерывно изменяют свои положения относительно друг друга; в этом-то и заключается постоянство и жизнь природы, которая в целом всегда неизменна. Но допустим, как это постоянно делают теологи, что материя мертва, то есть не способна произвести что-либо сама по себе без помощи некоей силы, сообщающей ей движение; разве мы сможем в этом случае понять, как материальная природа получает свое движение от силы, в которой нет ничего материального? В состоянии ли человек представить себе, что субстанция, не обладающая ни одним из свойств материи, может создать последнюю, извлечь ее из собственной глубины, организовать и оживить ее, а затем направлять ее движения и руководить ею?