Система природы, или О законах мира физического и мира духовного

Но отбросим на минуту негодные теологические представления о каком-то капризном, пристрастном боге, деспотически решающем судьбы людей; будем иметь в виду лишь его мнимую благость, которую единодушно признают все люди, хотя они и трепещут перед этим богом. Допустим, что божество, как нас уверяют, имело в виду лишь собственную славу в делах творения, требовало повиновения у разумных существ и заботилось о счастье человеческого рода; как, однако, примирить эти предположения с тем поистине непреодолимым неведением его природы, в котором этот столь благой и славный бог оставляет большинство людей? Если бог желает, чтобы его знали, любили, благодарили, то почему он не покажется в благоприятном свете тем разумным существам, любви и поклонения которых он желает? Почему бы ему не предстать пред человечеством в совершенно определенном, недвусмысленном виде, способном убедить нас гораздо более, чем все эти частные откровения, являющиеся как бы свидетельствами его обидного пристрастия к некоторым отдельным лицам? Неужели всемогущий бог не обладает более надежными средствами показать себя людям, чем эти смехотворные превращения и воплощения, о которых сообщают нам ряд писателей, противоречащих друг другу в своих рассказах? Разве владыка вселенной не мог бы обойтись без всей этой массы чудес, придуманных разными религиозными законодателями для доказательства его существования, и сразу убедить человечество в истинности того учения, которое он желал ему преподать? Не лучше ли было бы, если бы этот бог, столь ревнивый к своей славе и столь благосклонный к людям, вместо того чтобы останавливать бег солнца на небосводе и беспорядочно рассыпать в пространстве светила и созвездия, бесспорным образом начертал свое имя, свои атрибуты, свою неизменную волю неистребимыми и одинаково понятными всему человечеству знаками? Я предвижу, что теологи в ответ на вышеизложенное сошлются на свое coeli enarranfc gloriam Dei (Небеса повествуют о славе божьей). Но им можно ответить, что небеса доказывают лишь могущество природы, неизменность ее законов, силу притяжения и отталкивания, силу тяготения, энергию материи и нисколько не свидетельствуют о существовании какой-то нематериальной причины, какого-то фантастического активного начала, какого-то противоречащего себе самому бога, никогда не способного сделать то, что он хочет. Никто не мог бы тогда сомневаться в бытии бога, в его ясной воле, в его явных намерениях. Никто не осмеливался бы нарушить перед лицом этого столь очевидного бога его повеления; никто не дерзнул бы навлечь на себя его гнев; наконец, никто не решился бы наводить страх его именем и произвольно истолковывать его волю.

Теология поистине какая-то бочка Данаид. Нагромождая друг на друга противоречивые качества и рискованные утверждения, она, если можно так выразиться, связала своего бога и совершенно лишила его возможности действовать. Действительно, если даже предположить существование бога теологов и реальность его несовместимых друг с другом атрибутов, то отсюда все-таки ничего нельзя заключить относительно предписываемого религией людям богопочитания и определяемого ею поведения. Если бог бесконечно благ, то какой смысл нам бояться его? Если он бесконечно мудр, чего нам тревожиться о нашей судьбе? Если он всеведущ, зачем сообщать ему о наших нуждах и утомлять его нашими молитвами? Если он вездесущ, зачем воздвигать ему храмы? Если он владыка всего, зачем совершать ради него приношения и жертвы? Если он справедлив, то как можно считать его способным наказывать существа, которые он сам создал со слабостями? Если его благодать творит все за них, то на каком основании станет он их вознаграждать? Если он всемогущ, то можно ли его обидеть, можно ли ему сопротивляться? Если он разумен, то может ли он сердиться на слепцов, которым предоставил свободу безрассудства? Если он неизменен, то можем ли мы заставить его изменить свои повеления? Если он непостижим, то почему нам надо заниматься им? Если он возвестил свою волю, то почему вселенная не убеждена его словами? Если познание бога самое нужное для человека, то почему оно в то же время не самое очевидное и ясное?