Он тотчас устремился туда, по пятам за ним следовал Гунъи Сяо. Внезапно их слуха достигла фраза:
— Никаких проблем.
Эти два слова словно громом поразили Шэнь Цинцю: он узнал голос. Его рука до хруста сжала веер.
Тотчас наступила мёртвая тишина, не нарушаемая даже звуком дыхания.
Застыв недвижным изваянием на ступенях лестницы, Шэнь Цинцю мог видеть изящно убранную комнату в противоположном конце коридора, где адепты в одеяниях цветов дворца Хуаньхуа сгрудились вокруг высокой фигуры.
В центре комнаты стоял юноша в чёрном с непритязательным с виду длинным мечом за спиной. На словно вырезанном из нефрита прекрасном лице сверкали ясные, будто отражения звёзд в холодном бездонном озере, глаза.
Он сильно вырос, и его нрав явно переменился за это время, но… это лицо, которое с любого ракурса успешно украсило бы обложку любовного романа… Шэнь Цинцю, даже будучи забитым до полусмерти, не спутал бы ни с одним другим!
В тот же момент до боли знакомый механический голос разразился целой серией сообщений:
[Приветствуем вас! Система успешно активирована!]
[Пароль активации: Ло Бинхэ]
[Результаты тестирования: Источник энергии функционирует. Статус в норме.]
[Система вышла из спящего режима и функционирует в рабочем режиме.]
[Обновления загружены. Инсталляция завершена.]
«Да чтоб тебя, какие ещё обновления?!» — в панике возопил Шэнь Цинцю.
[Благодарим вас за использование Системы!]
«Уважаемая служба поддержки, а можно мне сдать этот софт и получить назад свои денежки?»
Примечания
:[1] Копье
– иероглиф 枪 (qiāng) может означать как копьё, так и различные виды огнестрельного оружия, но в данном контексте речь, скорее, о копье.[2] Бычий нос
牛鼻子 (niúbízi) — прозвище даосских монахов, поскольку их причёски — пучки волос — напоминали бычьи или воловьи носы.[3] Старший монах
大和尚 (dà héshàng) — в букв. пер. с кит. «большой буддистский монах».[4] Город Цзиньлань
金兰 (Jīnlán) — в пер. с кит. означает «Золотая орхидея».[5] Ян Исюань
杨一玄 (Yáng Yīxuán) — в пер. с кит. его фамилия означает «тополь», в имени «И» означает «один, целый, вовлечённый всей душой», «Сюань» — «тайный, чёрный, глубокий».[6] Учэнь
无尘 (Wúchén) — в пер. с кит. его монашеское имя означает «неподвластный мирскому праху (мирским делам)». Его титул — даши 大师 (dàshī) означает «великий мастер».[7] А-ми-то-фо
— Милостивый Будда, то же, что «Амитабха» у индийских буддистов.[8] Цветочный квартал
花巷 (Huā xiàng) — в пер. с кит. «цветочная аллея» — квартал публичных домов.[9] Покачивающиеся на ветру «цветочки»
花枝招展 (Huāzhīzhāozhǎn) — идиома, означающая роскошно одетых женщин.[10] Певчие пташки и танцующие ласточки
莺歌燕舞 (Yīnggēyànwǔ) — идиома, означающая процветание.Глава 33. Воссоединение. Часть 2
При взгляде на этого знакомого, но всё же чужого молодого человека всё тело Шэнь Цинцю окоченело, а в горле пересохло.
Разве он не должен был явиться спустя пять лет?
Разве ему не полагается сейчас продираться сквозь тернии к величию в Царстве демонов, осваивая всё новые высоты боевого мастерства? Как он проник через барьер Чжаохуа?
Но, возвращаясь к главному: почему на два года раньше?.. Уж не смухлевал ли ты в процессе обучения, Ло-гэ [1] — ведь это может выйти тебе боком!
Шэнь Цинцю охватило необоримое желание развернуться, броситься вниз по лестнице, а затем — вон из Цзиньланя, и так до тех пор, пока он не отряхнёт со своих стоп прах этого чёртова мира. Однако он успел сделать лишь один шаг, тут же врезавшись в Гунъи Сяо.
— Старейшина Шэнь, почему вы отступаете? — изумился тот.
«…Глаза разуй. Взгляни на выражение моего лица и прочувствуй атмосферу, молодой господин Гунъи!»
— Учитель? — раздался тихий мягкий голос за спиной.
Казалось, шею Шэнь Цинцю парализовало, так что ему стоило немалого труда повернуть голову. Лицо Ло Бинхэ оказалось самым страшным, что ему когда-либо доводилось видеть.
Самым пугающим было то, что на нём он не мог найти ни малейших признаков гнева. Его улыбка вовсе не ранила, подобно лезвию ножа — казалось, в ней светилось воплощённое дружелюбие и теплота.
«Я сдамся по доброй воле, тебе не обязательно наводить на меня такой ужас!»
Чем нежнее становилась улыбка Ло Бинхэ, тем более жестокая доля ожидала его соперников — с этим определённо шутить не стоило.
Шэнь Цинцю застыл в дурацкой позе: одна нога на площадке лестницы, другая — на ступеньке, чувствуя, как спина покрывается мурашками.
Неторопливо приблизившись, Ло Бинхэ прошептал:
— Это и правда учитель.
Его голос был невесом, словно пёрышко, и всё же каждое слово, слетающее с его уст, было отчётливым, словно выписанное тушью в воздухе. От звука этого голоса сердце Шэнь Цинцю подскочило, словно он только что сиганул с тарзанки [2] с большой высоты сразу после обливания ледяной водой.