Таким образом, у де Шейзера функции проводника и команды за зеркалом четко разделены: проводник собирает материал, команда его обрабатывает. Этому распределению функций соответствует распределение ответственности, поскольку каждая из сторон имеет решающий голос в своей задаче. Никаких «терапевтических треугольников» здесь не проявляется: и проводник, и команда проявляют себя как союзники клиента, желающего измениться, и просто выполняют в этом сотрудничестве разные задачи.
На следующем этапе развития методов системной терапии клиенты сделались свидетелями обсуждения в команде. Впервые, согласно Хоффман (Саймон, 1996), это произошло следующим образом. Однажды норвежский психиатр Том Андерсен, работавший в рамках миланского подхода, руководил стажером из-за зеркала. Тот вел беседу с негативными коннотациями, несмотря на все усилия Андерсена побудить его к позитивному переформулированию. Андерсен осознал, что его собственные указания противоречат идеологии позитивной коннотации. И тогда он предложил стажеру спросить семью,
Когда одностороннее зеркало перестало использоваться для обеспечения приватности командных обсуждений, оно перестало быть обязательным. Идеология участия команды в терапевтической сессии уже не противоречила тому, чтобы она располагалась в одном помещении с клиентом и терапевтом.
Если терапия устроена так, что терапевтическая рефлексия прозрачна для клиента, многое меняется. Во-первых, стратегический компонент окончательно утрачивается, поскольку клиенты имеют теперь доступ ко всему многообразию высказываемых идей. Логика процесса терапии требует, чтобы выбор подходящих взглядов на ситуацию и способов поведения оставался за ними. Для того чтобы использовать преимущества новой ситуации, команда должна изменить свои установки и цели или по крайней мере сдвинуть приоритеты: вместо того чтобы помогать терапевту сохранять нейтральность, собирать материал для формирования терапевтической гипотезы, разрабатывать интервенцию и прогноз, команда становится ориентированной прежде всего на создание
Команда, функционирующая в присутствии клиентов, стала именоваться рефлексивной. Особенности ее работы, как они описывались Андерсеном и Хоффман, вполне оправдывают это название.
1. Поскольку задача команды – создавать максимально богатое, мультивариантное описание, то она не должна приходить ни к каким консенсусам, не должна ни учить, ни советовать, ни инструктировать. Члены команды могут делиться сюжетами своих личных историй, перекликающимися с историей клиента; сообщать свои ассоциации с идеями, которые они восприняли в клиентской истории; описывать образы или метафоры, каким-то образом интегрирующие для них услышанное. Они размышляют над тем, что услышали, как внешние свидетели, настроенные уважительно, скромно и любознательно. Команда не стремится прийти к решению, хотя нередко оно, как сообщают впоследствии клиенты, появляется в процессе командной рефлексии.
2. Если участник рефлексивной команды думает о случае в своей профессиональной семантике, на профессиональном сленге, ему приходится все время контролировать и «редактировать» свои высказывания, поскольку их слышат клиенты. Такой контроль весьма утомителен, он снижает спонтанность и готовность к диалогу. Естественная для члена рефлексивной команды перемена – переход на «позицию незнания», на которой «экспертные» знания используются лишь как один среди многих источник ассоциаций. Профессионализм члена команды связан с искусством слушания, ведения беседы, диалога, а не с диагностикой и экспертизой. Таким образом, язык обсуждения в рефлексивной команде – это скорее язык данных конкретных клиентов, чем профессиональный язык.