— А как его заслужить? Чем? За то, что рыбу ловлю, за это не дадут!
— Не вечно же рыбу будем ловить!
— Значит, и другие задания будут?
— Конечно!..
Тихо спала Коровья пустошь. Медленно плыла по небу луна, и светлый прямоугольник окна на полу переместился к самой стене. Он искосился и вытянулся в полоску — вот-вот исчезнет. У Леньки тоже стали слипаться ресницы, а перед глазами все еще стоял вороненый пистолет с таинственной надписью на рукоятке — «Лосинь пойгалэ».
В августовскую ночь, под утро, кто-то требовательно и сильно постучал в дверь. Митя побежал открывать. Ленька слышал, как звякнула щеколда и знакомый мужской голос тревожно произнес:
— Шухт па́лаб!..
«Па́лаб» — значит «горит». Неужели Шухта горит?» Ленька вскочил с тулупа и выбежал за заборку. У порога, переминаясь с ноги на ногу, стоял растерянный Антип. Митя зажигал коптилку, рука с горящей спичкой дрожала.
Федор Савельевич, кряхтя, слезал с полатей.
Разговор между стариками велся на вепсском языке и был коротким. Митя не принимал в нем участия и лишь молча кивал головой, когда к нему обращались. Из всего услышанного Ленька понял: горит поселок Шухта и нужно бежать в сельсовет, должно быть, из райкома есть какие-нибудь распоряжения. Потом Митя что-то быстро сказал старикам, и они разом обернулись к Леньке.
— С Митюхой в сельсовет пойдешь? — спросил Федор Савельевич.
— А как же!
— Тогда бегите!..
Ночь была темна. Над головой чернело небо, покрытое сплошными тучами, а на северо-западе алыми сполохами колыхалось широкое зарево.
— У тебя ведь там мать? — вспомнил Ленька.
— Их эвакуировали. Еще две недели назад, — ответил Митя.
— Так что же, в Шухте — фашисты? — И у Леньки сильно забилось сердце.
— Не знаю. В сельсовете скажут. — И Митя ринулся по проселочной дороге в темноту.
Ленька побежал за ним.
Три километра они промчались одним духом. В сельсовете уже толпились старики и несколько женщин. Пятилинейная лампа тускло освещала их встревоженные лица.
Пожилой, давно не бритый мужчина с желтыми, прокуренными зубами вышел из-за стола и шагнул навстречу ребятам.
— Пришли? Вот и хорошо, — сказал он по-русски и протянул Мите запечатанный конверт: — Вот. Савельичу отнесете. Тут все написано. А теперь бегите обратно.
Когда вышли на улицу, Ленька спросил:
— Эти люди — партизаны?
— Партизаны.
— А тот, небритый, который конверт дал?
— Председатель сельсовета. Павел Иванович Никифоров.
— Русский?
— Вепс.
Федор Савельевич долго читал мелко исписанный листок и еще дольше рассматривал схему на обратной его стороне. Потом сжег бумажку на огне коптилки и поднял глаза на ребят.
— Ну, Ленька, время пришло. Митюха тут мне все говорил — в партизаны хотишь. Не отдумал?
— Что вы, Федор Савельевич!
— Сиди! — строго сказал старик. — Спрашиваю — толком говорить надо.
— Не передумал. И никогда не передумаю, — уже спокойней ответил Ленька.
— На фронт бежать будешь?
— Нет. Я здесь решил остаться.
Дед обернулся к внуку и что-то коротко спросил у него. Митя утвердительно кивнул головой.
— Ладно. Верю. Теперь сюда слушай. Хорошо слушать надо. На горе Нена-мяги наш пост есть. Васька Кривой там поставленный. Туда пойдешь. Связным будешь. Пост охранять будешь. Кривой ночью дежурит, ты днем дежуришь. Каждый день к обеду сюда ходить надо. Новости сказать, еду взять. Потом опять на пост идти. Понял?
— Понял.
— Туда Митюха тебя сведет. Обратно сам дорогу найдешь. Ходить будешь — слово сказать станешь: «ка́жи». Это «кошка» по-русскому. Запомни: «кажи». Без этого слова на пост нельзя ходить. Все запомнил?
— Все.
— Тогда ложитесь и спите. Посветает — я будить стану.
Но Митя и Ленька еще раз вышли на крыльцо посмотреть далекое зарево.
В черноте ночи оно по-прежнему светилось широко и зловеще.
— Ну, сволочи, найдете вы свою погибель в наших лесах!.. — прошептал Митя.
А Ленька молчал. Прислушиваясь к тревожным и торопливым ударам своего сердца, он чувствовал себя в эту ночь повзрослевшим.
За полями и узкой грядой леса, севернее деревни Коровья пустошь, широко простиралась с запада на восток безлесная топь — Мярг-со — Мокрое болото. На южной окраине топи, врезаясь в нее острым клином, возвышалась, как хребет исполинского чудовища, высота Нена-мяги — Нос-гора, — третий, центральный пост сухогорских партизан.
Пост этот считался важнейшим. Мокрое болото суживалось здесь в горловину не более километра шириной — единственное место, где можно было пересечь топь с севера на юг.
Предполагалось, что в случае наступления враг может воспользоваться этим переходом.
На гребне горы партизанами была вырыта глубокая подковообразная траншея с гнездами для стрелков, а у подножия в три ряда протянута колючая проволока.
В центре горы, на ее высшей точке, в окопе под сосной находился постоянный наблюдательный пункт, где бессменно дежурил Василий Тихомиров по кличке Кривой.
Митя и Ленька прибыли на Нена-мяги с восходом солнца.
— Кто идет? — окликнул их постовой и щелкнул затвором винтовки.
Митя сказал пароль. Кривой опустил оружие и с холодным любопытством уставился на ребят единственным глазом.
— Чего пришли?
— Связного привел. — Митя кивнул головой на Леньку.