Ситка

Вероятно, после этой жизни существовала и другая, в море человек часто задумывался над этим, но никогда не беспокоился, потому что если он был самим собой, это не имело большого значения. А Жан был самим собой — человеком, в котором смешивалось хорошее и плохое, и если бы преобладало то или иное, он был бы кем-нибудь другим, а не Жаном Лабаржем.

Он знал свои недостатки, во всяком случае, большую их часть. Знал, что грешен, и с удовольствием предавался некоторым из грехов, знал, куда приложить свою силу, и не хотел знакомиться с новыми людьми. Что же касается грехов, большинство вещей, которыми он наслаждался, были грехами в глазах других людей. За исключением чтения... большая часть его книг были написаны авторами-язычниками.

Он был тем, кем хотел быть: свободным мужчиной. Если повезет, он не только останется свободным, но и отплывет на юг с грузом мехов, тем более драгоценных, что он уведет их из-под носа Зинновия. Он пожал плечами... он зря тратил время вахты. В этом была беда моря и гор — они заставляли человека думать. Только маленькие людишки, сгрудившиеся в городах, считали себя важными, очевидно, среди них существовала негласная договоренность, чтобы поддерживать друг в друге эту иллюзию значимости. Они сгрудились в городах, потому что у человека в море, пустыне или горах есть время узнать себя, попробовать себя в деле... поэтому людишки сидели в городах, понимая, что у них не хватит храбрости, чтобы посмотреть на себя объективно.

Брызги волн перебивали дождь и падали ему на лицо. У них был вкусный, пьянящий привкус. Не удивительно, что великие страны были морскими державами.

Было поздно. Его ждала вахта.

Глава 15

Когда утром одиннадцатого дня Жан вышел на палубу, «Сасвиханна» бороздила ярко-синее море, солнце стояло над горизонтом. С левого борта к нему подошел Барни Коль.

— Прямо по курсу мыс Бурунова, а там — Лонг Айленд.

Жан взял бинокль и внимательно осмотрел горизонт по правому и левому борту, но не увидел ни одного судна. Очевидно, они намного обогнали русское судно.

— Барни, нам придется работать быстро и ловко. Я сойду на берег, повидаюсь с губернатором Рудаковым и постараюсь поторопить его. Он взглянул на лежащие впереди острова.

— Как только я сяду в лодку, начинай поднимать пшеницу из трюма на палубу. Я попытаюсь прислать лихтер к полудню.

— Вряд ли власти смогут так быстро приготовиться к разгрузке, — предупредил его Коль. — Нам повезет, если мы начнем разгружаться завтра после обеда. — Взгляд на жесткую линию, обозначившуюся на подбородке Лабаржа, заставил его пересмотреть свою точку зрения. — Если ты только не найдешь способ расшевелить их.

— Найду... придется найти. Но пока я хочу, чтобы на палубе в любое время суток дежурил человек с винтовкой. Никто не должен подниматься на борт без моего письменного разрешения, а если я говорю «никто», это значит никто. Команда должна быть постоянно готова — возможно, нам придется отплывать по минутной готовности.

— Допустим, они захотят задержать нас здесь?

— Не имеют права, если только не арестуют по какому-нибудь обвинению.

— Допустим, они тебя все-таки арестуют?

— Это может случиться... тогда отправляйся в залив Куцнаху, а я догоню вас там.

— А если нет... тогда что?

Жан рассмеялся.

— Если меня не будет в течение двух недель, возвращайся и освобождай меня. Я буду ждать.

Для человека, который никогда не плавал в этих водах, Лабарж знал о них многое. Куцнаху было подходящим для незаметной стоянки местом.

Корабль мог находиться там несколько недель, и никто его не обнаружит. Когда Лабарж говорил, что знает побережье лучше всех, это могло быть не просто хвастовством.

Обычно у американских кораблей, заходящих в Ситку, не возникало никаких сложностей. Дружба между правительствами зависит от их нужд, а поскольку еда на Ситке часто распределялась, голод был постоянным риском даже на Холме Баранова, где находилась резиденция губернатора. Рудаков гостеприимно относился к американцам, по крайней мере, делал вид, что относится гостеприимно, а теперь, учитывая, что Лабарж доставил купленную Ротчевым пшеницу, их должны принять с распростертыми объятьями.

«Сасквиханна» бросила якорь в девяти саженях от Ченнел Рок. Лабарж был уверен, что на таком расстоянии от порта у него будет фора перед любым судном для выхода в открытое море.

На покрытой снегом прекрасной вершине горе Маунт Эджкамб ярко сияло солнце, его свет струился повсюду: он отражался от двух вершин, которые называли Сестры и на востоке от горы Вестовия. Продвигаясь по фарватеру, Лабарж видел основания замка Баранова, построенного в 1837 году. Эра Баранова была фантастической: маленький человечек с подвязанным париком жесткой рукой правил самыми жесткими людьми в мире, и едва не захватил Гавайские острова.

На Жане был дымчато-серый костюм и черная, испанского стиля шляпа. Его ботинки были сшиты на заказ из лучшей кожи ручной выделки, он был гораздо более похож на калифорнийского ранчера и бизнесмена, чем на капитана корабля и торговца мехами. Он так и рассчитывал.