Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

«Обычно пасту подают на стол один раз я день, как правило вечером, когда хозяин возвращается домой с поля. В течение дня каждый член семьи удовлетворяет голод куском хлеба, фруктами, орехами, сыром, солеными сардинами или яйцом, запивая это вином, а иногда обходясь и без него. Для обозначения всего, что едят с хлебом, используется непереводимое слово campanaggio. Человек, работающий в поле, может срезать себе артишок или сорвать гроздь винограда. Иногда хозяева обеспечивают работников сыром, луком или вареными овощами. В настоящее время большинство семей, живущих в Милокке, могут позволить себе покупать спагетти в магазине. В прежние годы это считалось роскошью».

Если исходить из этого, обед в «Ла-Рустикана» вполне можно отнести к категории роскошных, но есть много людей, доживших до нынешнего дня и помнящих ту жизнь, которую описала Шарлотта Гавер-Чапмен, причем не в самую последнюю очередь потому, что они до сравнительно недавнего времени вынуждены были во многом отказывать себе.

Они не придерживались диеты для похудания. На ум приходят слова «заправка горючим», а также «крепкий, сильный и здоровый», и в этом нет ничего удивительного. Пели дважды в день вам нужно пройти по семь-восемь километров, а именно это приходилось делать всем сельскохозяйственным рабочим вплоть до шестидесятых годов, и работать по десять или более часов под палящим солнцем или холодным дождем, изящный британский вариант средиземноморской диеты — нежный сыр и салат из томатов, слегка сдобренный оливковым маслом, с жареным филе морского окуня — вряд ли способен дать нужный запас энергии. Хоть рыба и водилась в море, в свежем виде она была недоступна большинству людей, как и мясо, которое оставалось для них большой редкостью. Как говорили бабушки в Виллальбе, многие семьи могли позволить себя мясо не чаще чем несколько раз в году, так что овощи, бобовые, хлеб и паста были единственными источниками пополнения сил, но у многих даже они были в ограниченном количестве. Блюда свидетельствовали о необычайной многогранности и изобретательности, которые проявлялись, когда нужно было «вдохнуть жизнь» в невыразительные ингредиенты.

С некоторым трудом я разделался с очередным большим куском сочной свинины, такого же красного цвета от томатного соуса, как великолепные дома за окнами траттории. Я сказал Серджио, что ни разу не видел на Сицилии свиней.

— Потому что их содержат в закрытых помещениях, — пояснил он. — Хотите посмотреть?

Особого желания я не изъявил. И мы заговорили о Сицилии, о ее прошлом и настоящем.

На обратном пути из траттории Серджио высказал ту же самую мысль, что и Нанни Куччиара: Гарибальди немногим лучше бандита, и жизнь на острове изменилась к худшему после того, как Сицилия попала в зависимость от политиков и бизнесменов Севера. Я заметил, что в этом смысле не многое изменилось со времен Римской империи. Изменится ли? По словам Серджио, нет.

* * *

Совсем не все сицилийцы — фаталисты. Лина не фаталистка. Она прагматик.

Я не смог определить ее возраст, и у меня не хватило мужества спросить ее об этом напрямую, но в известном смысле она была женщиной без возраста. Из-под белой шапочки смотрели добрые, понимающие глаз, белый костюм облегал упругое тело, а на крепких ногах сидели основательные туфли. Во всем ее облике ощущалась некая решительность — так она смотрела и так действовала. Она производила впечатление человека, точно знающего, что ему нужно, и идущего к своей цели с той скоростью, на которую только он способен.

— Как ваша фамилия, Лина? — уточнил я при знакомстве.

— Все зовут меня по имени. Ко мне никогда не обращаются по фамилии.

— Ладно. Как скажете.

Когда я пришел в лабораторию дома «Don Puglisi» в Модике, занимавшую два больших помещения на боковой улочке недалеко от магазина фирмы, их наполнял аромат теплого сахара и шоколада. Лина разливала растопленный шоколад из большой емкости в прямоугольные формочки, установленные на весах, чтобы точно знать вес каждой из них. Я ни разу не видел, чтобы она добавляла пли отливала шоколад. Емкость, формочка, емкость, формочка — через каждые несколько секунд движения чередовались. И каждый раз она отбирала пробу, которая весила сто граммов, и повторяла движения снова и снова.