«Экземинер», сбитый на время с пути истинного публикацией очерка о Доне Винченте, был вынужден под давлением общественного мнения, заявившего о себе резким падением тиража, вновь изменить позицию. Маятник качнулся в другую сторону, и теперь все совершаемые менее приметными гражданами злодеяния, в которых Дон Винченте был абсолютно неповинен, приписывались ему. Бессвязно вещая в воскресных проповедях про Содом и Гоморру, Макклейрен по понедельникам приступал к весьма активным действиям, гоняя своих репортеров по игорным заведениям, тотализаторами публичным домам Солсбери в поисках вернувшихся на стезю добродетели проституток и порвавших с прошлым шулеров, готовых присоединиться к новому крестовому походу и дать показания, изобличающие моральное разложение отцов города. Он выявлял многочисленные случаи шантажа, изо всех сил скрывая от своих читателей, что большинство этих преступлений имело место в далеком прошлом. Его ежедневные разоблачения заставляли читателей ахать и временно увеличивали тираж этак на тысячу экземпляров, ибо мало кто заметил, что события эти были по меньшей мере десятилетней давности.
Возбужденные подобными откровениями, перешли к действиям на улицах и «защитники граждан». Это были главным образом немолодые дамы, принадлежавшие к методистской или лютеранской церкви, но один отряд состоял из молодых женщин, и возглавляла его Тереза. Они выставили пикеты возле пользующихся дурной репутацией заведений, выкрикивали лозунги, разбросали тысячу двести листовок, разбили окна и облили чернилами платье дамы-благотворительницы, по ошибке приняв ее за хозяйку публичного дома, подали в муниципалитет петицию с требованием отставки мэра и затем разошлись по домам.
Время шло. Через несколько недель молодой гинеколог сумел позабыть недавние неприятности и с головой ушел в работу. Грабчек, отличавшийся расточительностью, которая приводила к тому, что он вечно испытывал финансовые трудности, волновался по поводу того, что не сможет много выручить за свою яхту, а у него к следующему сезону заказана новая, сорокафутовая. Миссис Уилбер Харт без конца примеряла свою норковую шубу, но так и не осмелилась показаться в ней на людях. Макклейрен в поисках способов увеличения тиража раскапывал все новые и новые скандальные истории. Пострадавший от этой кампании Дон Винченте продал остатки своих владений в Солсбери. Его фирма по торговле недвижимостью перешла в новые руки, но Марк остался в качестве управляющего, теперь, правда, обессиленной из — за отсутствия связей с муниципалитетом, фирмы. Дон Винченте и Донна Карлотта не утратили веры в добродетельность их сына. А Казальсы, муж и жена, оплакивали судьбу своей дочери, которая, вернувшись из больницы, оделась во все черное и перестала выходить на улицу.
Марк вступил в полосу неудач. Он узнал, что его мать больна, — этим и объяснялось ее молчание. У нее обнаружили опухоль, а в письме от лечащего врача говорилось весьма туманно о том, сумеет ли она оправиться после предстоящей операции. Паоло коротко сообщил о потере своего агентства. Письма к сестре оставались без ответа; Марк послал телеграмму с оплаченным ответом на имя sindaco[21]
Сан-Грегорио, городка в Катании, где она жила с мужем, и sindaco сообщил, что она сбежала с коммивояжером из Турина, прихватив с собой и детей. Где она находится, разузнать не удалось. Тем временем крупная горнорудная компания обманом выманила у двоюродного брата Росси право на разработку всей найденной на его земле меди.«Я нужен родным, — твердил себе Марк, — а я сижу здесь, отрезанный от них». Первой заповедью человека из Общества чести была преданность семье и друзьям — какой бы ценой ни пришлось платить за эту преданность. В единственном за всю жизнь интервью для печати Дон К., глава сицилийского Общества чести, заявил на весь мир:
«Я живу, чтобы помогать людям. В этом я вижу смысл жизни».
Через месяц Марку сообщили о смерти матери. Скорбь его была тем сильнее, что недавние события заметно осложнили его отношения с Терезой.
— Неужели ты веришь, что Виктор действительно невиновен в истории с этой девочкой? — спросила как-то она. На ее лице опять появилось это новое выражение гнева и решимости.
— Все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь. Я разговаривал в клубе с Уайсменом. Она, по-видимому, поощряла его, хотя, разумеется, не ожидала, что дело примет такой оборот.
— Виктор уже давно занимается такими вещами, и всякий раз это сходит ему с рук.
— Откуда ты знаешь?
— Все говорят.
— Мало ли что говорят. Он такой же итальянец, как и мы. Большинство жителей этого города продолжают верить всему плохому, что говорят про итальянцев.
— Достаточно взглянуть на него, сразу видно, что он психопат.
— Тебе, может, и видно, а мне нет. Я знаю Виктора довольно хорошо. Половина его бед — от того, что он поздний ребенок. Его слишком опекают, у него нет уверенности в себе. Обращайся с ним как надо и увидишь, что он будет вести себя пристойно.
— Ты, по-видимому, намерен защищать его во всех случаях жизни. Какой тогда смысл говорить об этом?