Сицилийское королевство

Забубенный даже обрадовался, что Фридриха здесь нет, а ехать дальше надо будет только завтра. Похоже, очень своевременно выпал случай отдохнуть. Да и в целом, пока никто ему не угрожал разоблачением.

Простившись с Констанцией, которая напоследок сообщила, что завтра утром пришлет за ним пажа Иблио, механик-чародей в сопровождении молчаливых сицилийских товарищей отправился в свои покои. Грегору отвели помещение для отдыха этажом выше, чем Констанции, в соседнем крыле небольшого дворца. Но механик был не в обиде.

Ведь, едва оказавшись в своих покоях, которые состояли из обширной спальни и пяти залов для еды, увеселений и ближайшей прислуги, он сразу же заметил огромный стол с кушаньями. Настроение у механика мгновенно улучшилось. «И когда только успели накрыть, – удивился Забубенный, – или они всегда держат столы накрытыми?». Удаляясь, провожатые всем своим видом показали рыцарю, что если ему понадобятся слуги, то стоит только дернуть за веревочку, они и появятся.

Одного слугу ему, впрочем, оставили сразу. Этот был отрок, такой же худощавый, как Иблио, только не белобрысый. А немного схожий видом с чернявыми италийцами, как их себе представлял Забубенный. Григорию пришлось разрешить ему помочь снять с себя доспехи. После чего отрок был немедленно выгнан вон. Григорий показал на веревочку, висевшую у входа, что мол, позовет, если надо будет. А разливать вино по бокалам он мог и сам. Отрок удалился, признав право рыцаря пить в одиночестве.

Возможно, это было и не правильно. Знатные рыцари не должны были обходиться без слуг и оруженосцев, но Забубенному за последние дни жутко надоели эти немецкие отроки. Вот если бы к нему приставили в услужение какую-нибудь красотку, он, скорее всего, выгнал бы ее не сразу. И Григорий мысленно унесся в монгольский лагерь, вспоминая свою предупредительную и приятную во всех отношениях Тайчин. Чем она там, интересно, сейчас занимается, без хозяина? Хотя, если Субурхан ее не казнил в сердцах, нового хозяина ей найдут быстро.

Оставшись один, рыцарь, давший обед молчания, со всей страстью стал предаваться грехам чревоугодия и пьянства. Дал выход эмоциям, накопившимся за несколько последних дней. Новых впечатлений у него было, хоть книгу пиши. Только большинство людей в здешнем времени были неграмотные. Коммунистов еще не народилось, чтобы научить крестьян читать и писать. А напрягаться только для князей Забубенный считал ниже своего достоинства. Слишком маленькая аудитория. Да еще ведь повесят, если что не так напишет. Так что лучше оставаться механиком, если выйдет, так надежнее. Пусть лучше потом про него книгу напишут, какой он гениальный механик. Или трубадуры песню сочинят.

Такие мысли ворочались в захмелевшей голове Забубенного, когда он обнаружил в покоях балкончик с видом на море и надолго там обосновался, перетащив со стола немного еды и кувшин вина. Балкончик представлял Забубенному отличную возможность полюбоваться местными видами. И, что было особенно хорошо, остальные покои на этом этаже дворца были пусты или выходили на другую сторону. Так что подсмотреть, как гуляет рыцарь, давший обет молчания, никто вроде бы и не мог. И вот, глядя на мерно раскачивавшиеся на волнах бухты Бриндизи имперские галеры, Григорий расслабился.

Наливая себе очередной бокал терпкого вина, Забубенный смотрел на море, пытаясь проникнуть взглядом за горизонт, скрывавший недавно покинутые земли. Перед внутренним взором маячили знакомые русичи и монгольские воины. Куда они там уже добрались? Иногда он грозил пролетавшим над головой чайкам, стараясь внушить им уважение и отвадить от дурных намерений. Потом механик захотел спеть какую-нибудь русскую народную песню и только тут понял, что он уже смертельно пьян. Одно неверное движение и легко можно выдать себя с потрохами, а тогда не видать ему карьеры механика. Возможно, и ничего более не видать. Кто его разберет, этого Фридриха. Но Забубенный сделал над собой усилие и сдержался. Нетвердой походкой механик доковылял до постели и рухнул, не раздеваясь, в чем был.

Всю ночь ему снились моторы. А под утро приснился самый противный мотор, который стучал так, словно никогда не знал масла и доброй руки механика. Но, открыв глаза и напрягая слух, Забубенный различил какой-то шум в прихожей. Кто-то возился перед дверью, периодически нанося по ней тактичные удары кулаком. Усилием воли, которое утром нужно гораздо чаще, чем вечером, Забубенный заставил себя подняться и доковылять до входа в свои хоромы. Еще не вполне соображая, что делает, механик открыл дверь. За ней стоял отрок Иблио.

– Чего тебе надобно, парень? – спросил Григорий по-русски.

Отрок промолчал. Но к Забубенному медленно стала возвращаться память и он сам припомнил, где он находится и что сегодня нужно куда-то ехать.

– Сейчас буду, – сказал он, – ты тут подожди, вдруг броня не налезет. Тогда позову.