Сюрприз

Она даже не рассматривала эту возможность. Она и раньше не была любительницей всех этих светских мероприятий, шумных и бесполезно-утомительных. Сейчас, когда она стала взрослой, ее пристрастия не изменились. Она не знала другой жизни, но наверняка чувствовала бы себя вполне счастливой, живя в родном доме, продолжая дела отца.

– Конечно! Тебе нужно сделать партию, твои сверстницы уже давно отхватили себе мужей, – Ингрид очень натурально ужаснулась. – Это практически последний сезон, когда тебя еще позволительно не записать в старые девы. Конечно же, я не предлагаю тебе застрелить Хокстоуна, – она усмехнулась, – но твоя красота должна блистать в столице, а не здесь. Ты, выйдя удачно замуж, покажешь этому надменному маркизу, что не все в его власти, что Астлей будут блистать в обществе тогда, когда захотят.

Николь расстроено смотрела на мать. Она знала, что не собирается нигде «блистать». Все это было ей совершенно чуждо. Николь даже не могла себе представить, что будет посещать все эти приемы, лицемерно улыбаясь всем подряд. Соблюдать дурацкие светские условности, которые словно ниточки дергали бы ее тело, не позволяя выйти за рамки сомнительных приличий. Но, видя, с каким воодушевлением баронесса говорит об этом, ее сердце болезненно сжималось. Она поняла, насколько это важно для нее мать даже помолодела, лицо просветлело, морщинки разгладились.

– Мама, я не собираюсь искать никакую выгодную партию, – осторожно, чтобы не вызвать очередную вспышку гнева или истерики перебила ее Николь.

– Ты не собираешься выходить замуж? – Ингрид, ошарашено, упала в кресло.

– Нет, я не говорила этого! Для того чтобы выйти замуж, не обязательно ехать в столицу и посещать всю эту светскую чепуху, – баронесса смотрела на нее непонимающе, и она пояснила. – Моя судьба найдет меня там, где предназначено.

– Не говори чушь, Николь! Ты для чего пять лет училась в пансионе? У тебя, как у наследницы титула и состояния есть непреложные обязательства. Ты должна сохранить и приумножить все то, что оставили тебе предки, – Ингрид, ловко владея ситуацией, наблюдала за тем, как во взгляде дочери появились сначала сомнения, затем задумчивость. – А здесь, ты за кого собираешься выходить замуж? За арендатора? За пять лет, которые я прозябаю здесь, ни одна титулованная особа даже мимо не проезжала! – горячо закончила мать.

Это было полной правдой. Розберри находилось на отшибе. Неизвестно, чем руководствовались предки Николь, выбирая место для обоснования, только ее отцу это очень нравилось. Имение стояло на окраине живописной равнины, сразу за которой начинались пологие склоны холмов и пролески. Деревенька, в которой жили арендаторы, лишь небольшим ансамблем дополняла имение, окруженное парком. До ближайшего поместья было пару часов пути, до столицы и того больше.

– Раз уж твоему отцу не суждено было иметь наследника, который передал бы имя, ты обязана передать хотя бы состояние! – триумфально поставила точку Ингрид.

– Хорошо, мама, я обязательно подумаю, что можно сделать, – Николь, ощущая неприятный груз на душе, собралась уходить. – Я собираюсь прогуляться, не составите мне компанию?

– Где прогуляться? – баронесса недоуменно вскинула брови.

– Просто, по округе, ведь я не была здесь целых пять лет.

– Поверь мне, девочка, ты ничего не потеряла, – Ингрид презрительно скривилась. – Цвет грязи здесь не изменится даже за тысячу лет.

Бросив на мать грустный взгляд, Николь поняла, что разговор окончен и тихо вышла.

Через час, она обнаружила, что прогулка не вышла такой, какой она себе ее представляла сначала. Занятая тревожными раздумьями, навеянными утренним разговором с матерью, она была не в состоянии любоваться тем, чего была лишена во Франции. Робкая весенняя красота, просыпающейся после зимних холодов природы, так и не была удостоена ее внимания. Мысли ее пребывали в полной сумятице. Прятавшиеся все эти годы сомнения, уверенным строем вышагивали на переднем плане, подминая под себя, ее, уже не так четко нарисованные, планы на будущее. Конечно, в пансионе, где девушки держались в строгости и дисциплине, когда закрывались двери комнат, воспитанницы из благородных семей становились обычными девчонками и сплетничали, сплетничали и еще раз сплетничали. И сейчас Николь, кажется, наконец, поняла причину тех скептических или недоуменных взглядов, которыми ее одаривали подруги и, в том числе, Эмили, когда она говорила, что не собирается выезжать на сезоны и ломать себе голову по поводу погони за удачной партией. Ей даже в голову не приходило, что вместе с ответственностью за состояние Астлей на нее лягут обязанности, «не только сохранить его, но и приумножить». Естественно, она, как и любая из ее сверстниц, грезила о настоящей и единственной любви. Но, насколько она успела узнать светские принципы, «настоящая и единственная любовь» была последним, и отнюдь не обязательным критерием, по которому заключались брачные союзы. И это не прельщало Николь. Будучи первой свидетельницей несчастного брака ее родителей, она, конечно, отрицала такое для своих будущих детей.