— Поэтому, — продолжал он, — так как я сегодня свободен, я взял ребенка с собой, чтобы доставить ей удовольствие. Моя теща не выносит меня, вот почему я должен был остановиться здесь, а Милли — моя жена — хотела сюда забежать. Я хотел сделать ей сюрприз…
— И вправду, будет сюрприз, — подтвердил я.
— Не шутите, — сказал он. — Я теперь сам не свой, я могу нанести вам оскорбление!
Он был прав. Несмотря на весь комизм положения, смех был неуместен.
— Но зачем же, — допытывался я, — вы положили его в собачью корзину?
— Это не собачья корзина, — оскорбился мистер Милберри. — Это корзина для пикников. Я не решился нести ребенка на руках, боясь, что мальчишки на улице меня засмеют. А спать наш малютка мастер, я и подумал, что если устрою его помягче и поудобнее, то он и проспит спокойно всю дорогу. Я взял его с собой в вагон и ни на минуту не спускал с колен. Тут вмешалась нечистая сила. Я утверждаю, что это дело дьявола!
— Не говорите глупостей, — сказал я. — Объяснение должно быть, но надо его найти. Вы уверены, что это та самая корзина, в которую вы уложили ребенка?
Он стал спокойнее: встал и внимательно осмотрел корзину.
— Она очень похожа, — заявил он. — Но я не могу поклясться, что она моя!
— Вы сказали, — продолжал я, — что не выпускали ее из рук. Подумайте!
— Нет, — подтвердил он. — Она все время была у меня на коленях…
— Но это чепуха, — говорю. — Если только вы сами не сунули в нее собаку вместо ребенка! Ну же, припомните все спокойно, — я не ваша супруга, я хочу вам помочь. Может, вы и взглянули разок в другую сторону. Я же не против.
Он задумался, и вдруг лицо у него просветлело.
— Клянусь, — говорит, — вы правы! Я на одну секунду оставил ее на платформе в Бэнбери, чтобы купить газету!
— Ну вот, — сказал я, — теперь вы говорите, как разумный человек. И… подождите минутку, если я не ошибаюсь, завтра первый день собачьей выставки в Бирмингеме?
— Кажется, так.
— Ну, теперь мы напали на след, — сказал я. — Без сомнения, эта собака, запакованная в корзину, похожую на вашу, ехала в Бирмингем. Теперь щенок оказался у вас, а ваш ребенок у его владельца. И трудно сказать, который из вас сейчас настроен более радостно. Он скорей всего думает, что вы это нарочно подстроили.
Мистер Милберри прислонился головой к спинке кровати и застонал.
— Сейчас придет Милли, — лепетал он. — И мне придется ей сказать, что наш малютка попал по ошибке на собачью выставку. Я не решусь на это, не решусь!
— Поезжайте в Бирмингем и постарайтесь его найти. Вы поспеете на пять сорок пять и вернетесь к восьми!
— Поезжайте со мной! — взмолился он. — Вы — хороший человек, поезжайте со мной. Я не в состоянии ехать один…
Он был прав. Его бы первая же лошадь задавила.
— Хорошо, — сказал я. — Если хозяин ничего не будет иметь против.
— Он не будет… он не может, — ломая руки, вопил мистер Милберри. — Скажите ему, что от этого зависит счастье человеческой жизни. Скажите ему…
— Я ему скажу, что от этого будет зависеть прибыль в полсоверена для его кармана. Это его скорее убедит.
Так и случилось, и через двадцать минут я, мистер Милберри и собака в корзине уже ехали в вагоне первого класса в Бирмингем.
Тут только я сообразил, какая трудная работа нам предстоит. Предположим, что я прав и щенок действительно ехал в Бирмингем на выставку. Предположим даже, что кто-нибудь видел, как мужчина с корзиной, отвечающей нашему описанию, выходил из поезда пять тринадцать. Но дальше-то что? Придется, чего доброго, опрашивать всех извозчиков в городе. А к тому времени, когда мы найдем ребенка, будет ли еще смысл его распаковывать? Но выбалтывать свои сомнения я не стал. Несчастный отец чувствовал себя как нельзя хуже. Я вменил себе в обязанность вселять в него надежду. И когда он в двадцатый раз спросил меня, увидит ли он еще раз своего ребенка, я резко оборвал его:
— Да полно вам валять дурака. Еще наглядитесь на свое сокровище. Дети так легко не теряются. Это только в театре бывает, чтобы людям был нужен чужой ребенок. Я знавал в свое время всяких мерзавцев, но чужих детей любому из них мог бы доверить. Вы не надейтесь, что потеряете его. Поверьте моему слову, к кому бы он ни попал, этот человек не успокоится, пока не вернет его законному владельцу.
Такие речи сильно его подбадривали, и, пока доехали до Бирмингема, он совсем воспрял духом. Мы обратились к начальнику станции, и он опросил всех носильщиков, находившихся на платформе, когда прибыл поезд 5.13. Все единодушно показали, что не видели пассажира с подобной корзиной. Начальник станции — человек семейный, узнав, в чем дело, телеграфировал в Бэнбери. Кассир Бэнбери помнил только трех мужчин, которые брали билеты на этот поезд. Один из них был мистер Джессай, свечной торговец; второй — неизвестный, ехал в Вульверхэмптон; а третий — сам мистер Милберри. Положение уже казалось безнадежным, когда вмешался какой-то мальчишка-газетчик.
— Я видел старую даму, — объявил он. — Она нанимала извозчика, и у нее была точь-в-точь такая корзина.