— Прольём бальзам на раны! — Воскликнул Груздев, но Шалый и Малый пролили его уже достаточно и пить не хотели.
— Обошли нас, обидели, премии не дали, — пожаловался Шалый. — В душу плюнули!
— Ну, и нам плевать в таком случае, — продолжил Малый.
… Очередную здравицу произносил Свинцовский. Он встал, одёрнул китель, поднял бокал вина и, перекрывая своим мощным голосом все шумы, начал:
— Товарищи, позвольте мне… э-э-э… — но больше он ничего не сказал. В глазах у него появилось выражение испуга, и он бросился к перилам. — Стойте, Малый, прекратите! крикнул он, глядя вниз. — Что вы делаете?!
Столики мгновенно опустели: все были уже у перил. Раздались нестройные крики, женский визг, и снова голос Свинцовского:
— Держите его!
Малый стоял на берегу и, высоко взмахивая топором, рубил трос, которым «Поплавок» был привязан к суше На трап выбежал Ферзухин, намеревавшийся, видимо совершить героический поступок — вырвать топор из рук злоумышленника, но через секунду трап вместе с заведующим снабжением шлёпнулся в воду: трос оборвался, и «Поплавок» отошёл от берега.
Ресторан неуклюже развернулся боком и, подхваченный течением, поплыл на стрежень, на простор речной волны. Спасать его было некому: поблизости ни одного буксира, ни одного катера. Стремительная Лесогорка несла несамоходное судно на пороги… «Поплавок» плыл послушно, как бумажный кораблик, в ту сторону, откуда на много километров разносился шум разбиваемой в пыль воды.
Судно терпели бедствие.
Пассажиры в панике бегали по палубе. Многие бросились в воду. Первыми это сделали официанты: они были трезвыми и вполне рассчитывали, зажав в зубах выручку и чаевые, достигнуть берега.
У спасательных кругов завязалась драка. Свинцовский вырывал крут у Гречишниковой. Ксения Петровна истошно кричала:
— Я женщина, председатель месткома!
Но это в столь опасной ситуации, видимо, уже не имело решающего значения.
Оглоблина бросила в воду деревянный стол, пыталась на нём добраться до берега, но стол понесло к порогам ещё быстрее, чем «Поплавок».
И только один человек не испытывал страданий и страха. Им был Груздев. Он спокойно, как посуху, шагал по воде, блестя свежевычищенными штиблетами…
… Чарушин вскрикнул и проснулся.
Да, всё описанное в этой главе было его сном. А в действительности в день юбилея произошло другое.
XII. Новый сюрприз в рыжем портфеле
Что услышал Нолик
Стоит ли недоумевать?
Пётр Филиппович Груздев стоял у подъезда УКСУСа, встречая своих сотрудников. Глава учреждения пожимал каждому руку и прикалывал на грудь юбилейный значок.
Эта трогательная церемония была заранее предусмотрепа планом торжества. Окончив её, Груздев вместе с Чарушиным прошёл в свой кабинет.
Кабинет выглядел так, как и раньше: фабрика «Сантехмедтруд» с выполнением заказа на кресло «ДБ-1» почему-то медлила.
По это Петра Филипповича не огорчало. У него было отличное праздничное настроение, и он мурлыкал себе под нос весёлые марши.
Потом закурил. Посмотрел в окно. В окне была видна фабричная труба. Из трубы шёл дым.
— Вот так, Чарушин, проведём юбилей, а там, как говорится…
Но фразу он не докончил: в кабинет вошла пожилая женщина с рыжим потасканным портфелем.
— Товарищ Груздев? Примите, пожалуйста, пакет.
— Это, наверно, от Шилова! — ликующе воскликнул Пётр Филиппович. — Давайте, давайте.
Курьерша ушла, Груздев распечатал конверт и, пробежав глазами ио строчкам шиловского послания, выронил изо рта папиросу. Розовое лицо его мгновенно стало пепельно-бледным.
— Какой кошмар, Чарушин! Ты слушай!
То, что сказал дальше Груздев, слушал не только Чарушин: за дверью топтался Нолик.
Нолик тоже мгновенно побледнел.
Когда Груздев закончил пересказ письма, Нолик кинулся в коридор и побежал по нему с такой скоростью, словно сдавал норму на значок спортсмена-разрядника.
Через несколько секунд он уже крутил диск телефона.
— Афанасий Петрович? Афанасий Петрович, это Нолик говорит. Помните?… Да, да. Нет ли у вас для меня местечка? Сколько я здесь получаю? Семьдесят. А у вас? Шестьдесят пять? И ничего другого? Только одна вакансия? Так вы оставьте её за мной… Да, да, очень прошу. Сейчас же…
Нолик положил трубку, и ушастая голова его упала на стол.
Соседи Нолика по комнате недоуменно переглянулись:
— Нолик, что с тобой?
— Ты с ума сошёл! В день юбилея…
— Ему, наверно, премии не дали…
— Стоит из-за этого переживать?
— Нет, объясни, Нолик.
Говорить Нолик не мог: несколько раз он пытался открыть рот, но звуков за этим не последовало.
— Воды ему, дайте воды.
Наконец голос прорезался, и Нолик объяснил:
— Закрывают нас… Не будет больше УКСУСа…
— Как закрывают? А юбилей?
— И юбилея не будет. Ничего не будет.
— Но ведь разрешили же юбилей? Товарищ Шилов…
— Ага, разрешили. Только не нам. В канцелярии товарища Шилова произошла ошибка. При рассылке. И кого-то там наказали.
— А при чём мы?
Нет, сотрудники УКСУСа не были жертвой нелепого случая.