И только один человек не испытывал страданий и страха. Им был Груздев. Он спокойно, как посуху, шагал по воде, блестя свежевычищенными штиблетами…
…Чарушин вскрикнул и проснулся.
Да, все описанное в этой главе было его сном. А в действительности в день юбилея произошло другое.
Петр Филиппович Груздев стоял у подъезда УКСУСа, встречая своих сотрудников. Глава учреждения пожимал каждому руку и прикалывал на грудь юбилейный значок.
Эта трогательная церемония была заранее предусмотрена планом торжества. Окончив ее, Груздев вместе с Чарушиным прошел в свой кабинет.
Кабинет выглядел так, как и раньше: фабрика «Сантехмедтруд» с выполнением заказа на кресло «ДБ-1» почему-то медлила.
Но это Петра Филипповича не огорчало. У него было отличное праздничное настроение, и он мурлыкал себе под нос веселые марши.
Потом закурил. Посмотрел в окно. В окне была видна фабричная труба. Из трубы шел дым.
— Вот так, Чарушин, проведем юбилей, а там, как говорится…
Но фразу он не докончил: в кабинет вошла пожилая женщина с рыжим потасканным портфелем.
— Товарищ Груздев? Примите, пожалуйста, пакет.
— Это, наверно, от Шилова! — ликующе воскликнул Петр Филиппович. — Давайте, давайте.
Курьерша ушла, Груздев распечатал конверт и, пробежав глазами по строчкам шиловского послания, выронил изо рта папиросу. Розовое лицо его мгновенно стало пепельно-бледным.
— Какой кошмар, Чарушин! Ты слушай!
То, что сказал дальше Груздев, слушал не только Чарушин: за дверью топтался Нолик.
Нолик тоже мгновенно побледнел.
Когда Груздев закончил пересказ письма, Нолик кинулся в коридор и побежал по нему с такой скоростью, словно сдавал норму на значок спортсмена-разрядника.
Через несколько секунд он уже крутил диск телефона.
— Афанасий Петрович? Афанасий Петрович, это Нолик говорит. Помните?.. Да, да. Нет ли у вас для меня местечка? Сколько я здесь получаю? Семьдесят. А у вас? Шестьдесят пять? И ничего другого? Только одна вакансия? Так вы оставьте ее за мной… Да, да, очень прошу. Сейчас же…
Нолик положил трубку, и ушастая голова его упала на стол.
Соседи Нолика по комнате недоуменно переглянулись:
— Нолик, что с тобой?
— Ты с ума сошел! В день юбилея…
— Ему, наверно, премии не дали…
— Стоит из-за этого переживать?
— Нет, объясни, Нолик.
Говорить Нолик не мог: несколько раз он пытался открыть рот, но звуков за этим не последовало.
— Воды ему, дайте воды.
Наконец голос прорезался, и Нолик объяснил:
— Закрывают нас… Не будет больше УКСУСа…
— Как закрывают? А юбилей?
— И юбилея не будет. Ничего не будет.
— Но ведь разрешили же юбилей? Товарищ Шилов…
— Ага, разрешили. Только не нам. В канцелярии товарища Шилова произошла ошибка. При рассылке. И кого-то там наказали.
— А при чем мы?
Нет, сотрудники УКСУСа не были жертвой нелепого случая.
Получив разрешение на празднование 25-летия, они так увлеклись юбилейной кампанией, что оставили свою прямую работу. УКСУС как учреждение функционировать перестал. Так продолжалось два месяца. И за это время ровно ничего не случилось. Без УКСУСа спокойно обошлись. Оказалось, что УКСУС — вовсе не нужен. И вот теперь его ликвидируют как лишнее межведомственное звено.
Почтим его память. Прольем, как говорит Груздев, бальзам на раны.
Труженики УКСУСа хотели славы. Они жаждали, чтобы их воспела «Лесогорская правда». С другой стороны, они всегда боялись, как бы не проникло на страницы этой газеты что-нибудь обидное, критическое. А оно как раз и проникло.
Неприятные строчки были напечатаны 22 июля, через день как УКСУС лопнул.
То, что опубликовала газета, не походило на обычную критическую статью. Скорее это была рецензия на некоторые выступления в клубе «Глобус». Впрочем, вот она сама, эта рецензия.