Сюрприз заказывали?

«А чего ты хочешь, — сказала она в ответ на его недоумение, — рано или поздно понимаешь, что по-другому не выжить». — «Не выжить? — удивился он тогда. — Что за чушь? Масса людей прекрасно живут без этого». — «Весь вопрос в том, как живут, — ответила она. — Я хочу жить по-другому».

Это она о своей «великой идее». Артем относился к ней со скептицизмом. Не то чтобы он считал Яну лишенной предпринимательской жилки, нет, в ней определенно что-то такое наличествовало, но, как ему казалось, в весьма умеренных количествах. Взять хотя бы эту ее многолетнюю подготовку. Не так ведут себя люди, страстно мечтающие освободиться из пут наемного рабства. А Яна мечтала страстно. Конечно, это была страсть в Янином исполнении — молчаливая, со стиснутыми зубами, слегка отдающая остервенением. Но уж какая есть. И вот эта страсть мучительно и долго рожала Поступок — Янин уход в бизнес. «Что, интересно, делают, когда роды задерживаются? — подумал Артем. — Наверное, как-то стимулируют, иначе ведь можно неприятности нажить». Так и тут. Ему иногда очень хотелось сделать что-то такое, чтобы сдвинуть Яну с мертвой точки, придать ей ускорение. Впрочем, может, напрасно он так? Известно ведь: сколько людей, столько и вариантов. Не исключено, что он зря беспокоится, и у Яны все сложится хорошо. И пойдет она, и пойдет! Дай-то бог. Вот только похоже, что наблюдать за этим ему придется уже со стороны.

Он знал, какое решение примет Яна. Полчаса на сборы — и свободен. Она и раньше-то его не очень сковывала, а теперь и вовсе отпустит на все четыре стороны, да еще и прикрикнет вдогонку, чтобы не звонил, не писал, встреч не искал и вообще забыл все, что было. Но это уж вряд ли. И не потому, что самолюбие его будет задето, самолюбием, как и любым другим хозяйством, можно управлять: захотел — достал из закромов, захотел — задвинул обратно. Кому-то это сложно представить, а ему это на раз-два. Дело не в самолюбии, просто…

— А вообще, на самом деле есть люди, которым сюрпризы не по душе, — услышал он Лерин голосок, — у меня есть подруга, которая любит, чтобы ее обо всем предупреждали…

«А тут еще эта барышня, — подумал Артем. — И Яна на переходе. Как специально. Кто всем этим распоряжается? Вломить бы ему за это!» И усмехнулся. Дурацкие мысли порой лезут в голову. И девушка совсем тут ни при чем. Сам виноват. А что такого? Подвезти девушку — это ж не в постель ее тащить. Но Яна, видно, рассудила иначе. Вон как рванула с перехода.

Теперь она явится и скажет: «Ладно. Баста». Ну, или что-то в этом духе. И он никогда не узнает, как бы все повернулось, если бы не было сначала Свирского — Рыбкина с их ханжескими разговорчиками, а потом девушки Леры с ее длинными ногами и широко распахнутыми глазами. Бросила бы его Яна, если бы все шло, как прежде? Ну ладно, надо честно себе признаться — он знал, что бросила бы. Вопрос в другом: как скоро? И если уж додумывать до конца: почему, собственно, в последнее время он постоянно возвращается к этой мысли? Почему бы ему не расслабиться, не выкинуть Яну из головы и не послушать, что там щебечет славная девушка Лера? Тем более, что у Яны своя жизнь, в которую она не очень-то его посвящает. Что вот она делала на Лиговке? Куда побежала? И где сейчас?

* * *

Яна медленно повернулась. Молодая дама, стоявшая у ее столика, всплеснула руками:

— Точно! Значит, я не обозналась! Ну, привет, Кукушкина.

— Лена? — пробормотала Яна. — Не верю своим глазам…

— А придется, — улыбнулась дама. — Я, честно сказать, тоже не сразу сообразила, что это ты. Обратила на тебя внимание, как только ты вошла, но… — она сделала паузу, внимательно оглядывая Яну с ног до головы, — ты здорово изменилась.

— Да? — забеспокоилась Яна.

— Прическа… — Дама подняла руку и провела ею по своим волосам.

— А, это, — с облегчением сказала Яна. — Решила немного отрастить. Плохо, да?

— Наоборот, — замотала головой дама. — Отлично!

«А ты вот совсем не изменилась», — хотела сказать Яна, но промолчала. В это было трудно поверить, но Мирошниченко выглядела абсолютно так же, как и пятнадцать лет назад, в тот день, когда они выпускались из универа. Правда, вместо джинсов на ней сегодня был ярко-лимонный костюм с длинной юбкой, но это ничего не меняло: та же узкая фигурка, тот же кудрявый беспорядок на голове, те же пухлые губы. «Эльф», — в шутку называли Ленку Мирошниченко в институте. Она иногда злилась, но чаще просто смеялась. У нее был легкий характер. И очень мелодичный смех. Как будто перебирают струны арфы. Интересно, сейчас она смеется так же?

— Садись, — вырвалось у Яны.

— Что? — спросила Мирошниченко.

— Ты здесь с кем-то? Или одна?

— Одна.

— Тогда, может?.. — И Яна сделала приглашающий жест в сторону диванчика по левую руку от кресла, на котором сидела.

— Да можно, — согласилась Мирошниченко. — Если не помешаю.

— Нет, конечно, — кивнула Яна, — не помешаешь.

— Момент. — Мирошниченко пошла за своими вещами.

Яна откинулась на спинку кресла. Поболтала ложечкой в чашке.

— Работаешь где-то здесь? — поинтересовалась Мирошниченко, усевшись на диванчик и бросив рядом объемистую оранжевую сумку.