Сюрприз заказывали?

Они помолчали некоторое время. В палате тихо гудели лампы под потолком, попискивали приборы, к которым был подключен Вересов.

— А что с ним случилось? — уточнила Марина.

— Авария, — сказал врач.

— Он один пострадал? — уточнила Марина.

— Нет, — ответил врач, — он один выжил. Повезло, — помолчал и добавил: — Пока.

— А если он будет жить, — проговорила Марина, — он… ну…

— Не знаю, — пожал плечами врач, — никто не знает.

Свет внезапно моргнул. Комната на несколько мгновений погрузилась в темноту. Потом лампочки опять ожили и засветились голубоватым светом.

— Он будет жить? — шепотом спросила Марина.

— Ждем, — спокойно ответил врач.

— Чего ждете?

— Когда это станет ясно…

«Что это? — подумала Марина. — Что за чертовщина?» И, вздрогнув всем телом, открыла глаза. Темно. Тихо. Она в своей постели. Рядом спит муж. Сон. О боже! Она рывком села на кровати.

Кошмар! Не дай бог увидеть это еще раз. И уж, конечно, не дай бог увидеть это в реальной жизни. А Вересов был совсем не похож на себя, подумала она, выбираясь из-под одеяла. Надо пойти выпить водички или сока. Умыться. Она провела ладонью по шее. Вспотела. Еще бы!

«Не похож, не похож, — шепотом повторяла она, направляясь на кухню, — а значит, это не он». Хотя больные никогда не похожи на себя здоровых. Она включила свет на кухне, открыла холодильник и уставилась на полки. Нет, пожалуй, холодный сок — это будет слишком. Лучше чаю. С медом. И — обратно в постель, досыпать.

Она воткнула вилку чайника в розетку и нажала кнопку включения. Села на стул, откинулась на спинку и задумалась.

Опустошение. Одиночество. Вот что она испытала, увидев Вересова, неподвижно лежащего на больничной койке. И успела подумать… успела? Или это только сейчас пришло ей в голову? Непонятно. С этими снами всегда так: ты вроде уже и проснулся, а отделить бытие от небытия еще невозможно. Ну, не важно. Подумала она о том, что, если бы у нее был ребенок, она бы не чувствовала себя такой одинокой. Вот только опять-таки непонятно, ребенок вообще или ребенок именно от Вересова? Марина прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что ж там об этом было, во сне.

Откуда эти мысли? И главное — зачем? Знаки? Или так, ерунда? Как сказал бы врач из сна: «Не знаю. Никто не знает». А то получится, что поведется она якобы на знак, родит ребенка, а потом обнаружит в один прекрасный день, что никакого тут веления судьбы не было и надо было забыть о случайно забредшей мысли в то же мгновение, когда она явилась к ней. А ребенка-то куда? Марина боялась этого больше всего на свете. Того, что материнский инстинкт откажет ей в самый неподходящий момент. Точнее, тогда, когда уже будет поздно. И что, именно поэтому не озадачивалась на тему отпрысков?

Да нет. Честно сказать, она вообще об этом до какого-то момента не задумывалась. Не было потребности. Жизнь так многообразна, всегда есть чем заняться. Она и занималась. Чего только не перепробовала. Кроме материнства. А вот с недавних пор мысли об этом нет-нет да посещали ее.

Чайник вскипел и звякнул, выключаясь. Слишком громкий звонок. Хорошо, что Костя обычно спит как мертвый. Еще бы не храпел — цены бы ему не было. Интересно, как бы он отреагировал, выложи ему Марина идейку насчет детей? Может, и обрадовался бы. Он мужик добрый, мягкий, с чужими детьми здорово ладит. А своих нет, хотя до Марины он был женат дважды. Как-то не сложилось. Сожалеет? Марина не знала. Они никогда не обсуждали этот вопрос. Жили себе и жили. Вроде все его устраивало.

Марина кинула в чашку пакетик чая, залила его кипятком, достала из шкафчика мед, поставила на стол, села и опять уставилась в пространство.

«Неужели так тоже бывает? — думала она, побалтывая ложечкой в чашке. — Неужели материнский инстинкт может молчать-молчать, а потом появиться в самый неожиданный момент и сказать: «Привет, а вот и я!»?» А почему бы и нет? Может, и Янке не надо было тогда спешить? Шло бы все своим ходом. И пришло бы куда надо. Спокойно, без надрыва. И была бы у нее нормальная жизнь. А вместо этого — жалкий уродец под названием «семья Вересовых», а вместо Яны — госпожа финансовый директор. Машина, а не женщина. На кой ей все это нужно?

Доказать, что она не хуже других — иного ответа нет. Вся Янкина жизнь была посвящена этой цели. «Другие» — это кто? Янка, похоже, сама не очень отчетливо это представляла и поэтому боролась на всякий случай со всеми подряд. Даже с теми, кто был ей ближе некуда. С Вересовым, например. Или с ней, Мариной. Впрочем, каждый защищается в этой жизни по-своему.

Мама всегда говорила: «Яночка у нас такая ранимая, такая неприспособленная…» Она такой и осталась. Просто облачилась в броню и не снимает ее даже на ночь. Бывает ли она когда-нибудь самой собой? Хотя бы в ванной перед зеркалом или ночью, в снах… Жалко Янку, жалко по-настоящему, но помочь ей невозможно — она ведь изо всех сил сопротивляется любому Марининому вмешательству в ее жизнь.