Сидя в дальнем углу таверны, он медленно потягивал вино, так и не снимая с головы капюшона, хотя вряд ли хоть кто-нибудь здесь смог бы его узнать. Капюшон — просто привычка. Да и надо было все-таки прятать от людей взгляд, слишком уж необычный, похожий на взгляд затравленного хищного зверя, готового ради жизни на все. Он и сам был зверь, нечеловеческое Существо, но все же тоже — творение. А раз творение, тварь, так, значит, был создан не зря, очень даже не зря — ибо только он знал истинную цену солнца, о которой еще в детстве поведал странный слуга с красной, покрытой затейливыми татуировками кожей. Этот слуга, раб с горящим взором, говорил не совсем понятно — каталонский явно не был его родным языком, как и кастильский и, наверное, все прочие… Солнце может умереть — так учил он еще тогда маленькое Существо, рожденное для спасения мира. А чтобы оно не умерло, чтобы всегда сияло и давало жизнь — нужны жертвы, кровь… именно человеческая кровь продолжит жизнь Солнцу, ибо Солнце — истинный Бог, могучий, жизнетворящий и грозный, служить которому — великая честь. Вот он и служил… Не человек… и, наверное, не зверь. Что-то среднее — Существо.
Шумная компания молодых людей ворвалась в таверну, веселым гомоном и смехом разгоняя сгустившуюся в дальних углах тьму. Четверо оборванцев и один — словно паж… не паж, скорее всего — приказчик. И как только угораздило этого красивого юношу связаться с такой нищей компанией? Хотя… они заплатили щедро, и сам хозяин, смуглый, как мавр, старый седобородый грек Феодорос радушно поставил на стол свое самое лучшее вино.
— Пейте, мои дорогие, ешьте! Сейчас подадим мясо, а еще есть бобовая похлебка с шафраном и луком, салат из свеклы и жареных воробьев, гороховая запеканка с маслом, свежайшие булочки и разные вкусные заедки. Что будете, мои господа?
— Все!
Аманда едва не подавилась вином, вдруг почувствовав на себя чей-то недобрый взгляд… и, кроме взгляда, еще ощутила нечто такое, что может опознать только ведьма. Некое зло находилось позади, рядом… и это зло не являлось ни человеком, ни зверем… Но, верно, выглядело, как человек.
Девушка резко обернулась… Темная тень в монашеской рясе с накинутым на голову капюшоном исчезла в залитом солнцем проеме распахнутых дверей. Ушла, сгинула. И точно так же сгинуло ощущение зла. Лишь порыв ветра принес с порога шелуху тыквенных семечек…
Впрочем, Аманду это уже не волновало.
— Эй, кабатчик! — раздухарился Альваро Беззубый. — А ну, давай-ка нам еще вина. Того самого, красного, словно кровь.
— Прекрасное вино, — поставив на стол опустевший кубок, оценил князь. — Очень вкусное.
— Жаль, его не смогла попробовать сеньора Мария.
— Занемогла, чего уж.
— Ваш эликсир храбрости сотворил с моим сыном чудеса! Нет, в самом деле!
Почтенный негоциант господин Мигель Микачу жил на широкую ногу: добротный двухэтажный дом, сложенный из красно-коричневых кирпичей, крытая поливной черепицей крыша, просторный очаг, устланные ворсистыми мавританскими коврами лестницы, хлопочущая прислуга.
— Моя жена давно умерла, видите ли, — рассказывал сеньор Микачу. — Да я вам об этом, кажется, уже говорил. Дочерей выдал замуж, остался один сын, Лупано — мой наследник, моя надежда, продолжатель рода… Он говорит, вы учите его кулачным боям? Похвально, похвально — мужчина должен уметь постоять за себя и свою женщину, даже без оружия, даже если он не кабальеро, а простой человек, такой, как я. А Лупано… О, он уже начнет с чего-то! Две сукновальные мельницы на реке Карденер я уже отписал ему. Есть с чего начинать — неплохо, а?
— Неплохо, — подцепив двузубой серебряной вилкой — неслыханная роскошь для простого купца! — паштет из синичек, кивнул гость. — Только еще лучше будет построить рядом и бумажную мельницу.
— Бумажную?
— Ну да — бумагу делать, не хуже, чем где-нибудь в Италии или в Аугсбурге! Тут же печатный двор открыть… станки, знаете ли.
— Да-да, я слыхал об этом, — весело подтвердил купец. — Есть у нас одна вещь… А ну-ка, сынок, принеси.
Встав из-за стола, Лупано поклонился и поднялся на второй этаж, в опочивальни, откуда принес картинку с изображением Богородицы в окружении ангелов, отличную картинку с золотым обрезом и надписью: «Отпечатано в Аугсбурге в мастерской Г. Фуггера».