А еще 16 февраля 1936 года одержал победу на выборах и блок Народный фронт в Испании. В него входили социалисты, коммунисты, анархисты, левые либералы, каталонские и баскские националисты. Было сформировано коалиционное правительство, действия которого встретили сильнейшее сопротивление как правых, так и профсоюзов. А 17 июля восстала армия. Восстание поддержали 80% личного состава. К полудню 19 июля под контролем военных находились уже 35 из 50-ти провинциальных центров, а правительство в Мадриде возглавил левый республиканец Хосе Хираль.
Началась гражданская война.
В Мадриде не сомневались, что правительство Народного фронта во Франции придет на помощь Народному фронту в Испании. Но Леон Блюм не смог преодолеть сопротивление партнеров по коалиции, провозгласил доктрину невмешательства в испанские дела и в июне 1937 года подал в отставку. В апреле 1938 года премьером стал Эдуард Даладье, постепенно отменивший реформистские законы прежнего правительства. В сентябре 1938 года Англия и Франция подписали в Мюнхене договор о передаче Германии чехословацкой Судетской области, в обмен на что Германия согласилась поставить свою подпись под декларацией о взаимном ненападении. Первой такой документ подписала Англия, а затем Франция.
В марте 1939 года Чехословакия прекратила свое независимое существование и, как тогда писалось, «вошла в сферу государственных интересов Германской империи»; 1 апреля того же года пала Испанская республика. Уже в апреле Англия и Франция начали тайные переговоры с СССР о создании антигитлеровской коалиции. Прогресса в переговорах добиться не удалось, и в августе они были прерваны. А 23 августа Советский Союз подписал советско-германский Пакт о ненападении.
Влияли ли все эти перипетии на судьбы наших фигурантов? С полной уверенностью сказать трудно, но присутствие в их жизни Андре Мальро позволяет предположить причастность этих людей к тайной дипломатии, ведущейся по неофициальным («частным») каналам. В чем конкретно заключалась такая деятельность сказать еще труднее — диапазон велик: от передачи сообщений до вербовки сторонников и тайных агентов. Одно ясно: шпионажем, то есть добычей секретных документов или иных сведений разведывательного свойства, они не занимались. Но обладали сведениями, утечка которых при перемене политического вектора от сотрудничества с Англией и Францией к сотрудничеству с Германией могла оказаться опасной.
У Кольцова, например, и собственных грехов хватало: в Испании курировал тамошнюю службу госбезопасности, боровшуюся не столько с фалангистами, сколько с соперниками коммунистов в борьбе за власть — троцкистами, анархистами, социалистами и прочими леваками. Но республика пала, и ничто не мешало ответственность за это возложить на него...
Но было еще и злополучное знакомство с Андре Мальро, связавшее его с Бабелем и Мейерхольдом... Да, с Мальро их всех познакомил Эренбург, он и знал побольше других... Но Эренбург, судя по всему, не только доказал свою благонадежность, но по-прежнему был нужен и незаменим.
О Калмыкове мы позабыли... Он-то какое место занимал в этих раскладах?
Все, вспоминавшие Калмыкова, рассказывали об удивительном его гостеприимстве... Тем более удивительном, что никто из московских гостей не смог похвастаться знакомством с его семьей — женой, детьми... Никто не вспомнил, как жил кабардинский вождь — скромно, богато, какая мебель стояла в его доме, что подавали к столу... А это значит, что домой к себе он никого не приглашал. Гостей вначале везли в гостиницу, а оттуда в горы, в охотничий домик... Вот там-то и являлся к ним Бетал Калмыков, причем всегда в сопровождении республиканского наркома внутренних дел. Затем следовали охота, костер, шашлыки и рассказы Бетала о своем героическом прошлом в годы гражданской войны... За что ж тут сажать?
За то, наверное, что охотничьи домики эти были, на самом деле, госдачами. А непременное присутствие на пикниках главы НКВД объясняет, под чьим присмотром эти домики находились. И такие вылазки на природу, вдалеке от любопытных глаз, позволяли встречаться на горных дачах людям, не желавшим свои контакты афишировать. Проще говоря, охотничьи домики в кабардинских горах служили местом проведения конспиративных встреч. И курировал эти мероприятия сам первый секретарь республики. А значит, знал много такого, о чем лучше было бы не знать. Когда же пришло время кое-какие вещи напрочь забыть, лучшим средством стирания памяти оказалась смерть...
Имеются ли какие-то иные, кроме наших догадок, основания для таких предположений?
Виталий Шенталинский упоминает такой эпизод: