Это интервью сделано в самом начале 1999 года. Юрий Борисович Погребщиков — интересный собеседник, очень живо и тонко ощущающий ткань общественных настроений. Один из местных реформаторов первой волны, в этом интервью он рассуждает о том, что стало с демократическими ценностями к концу 1990-х. А его размышления о лидере, по которому изголодалась страна, оказались пророческими…
N: — Юрий Борисович, в свое время идеи безграничной конкуренции, частной инициативы были очень популярны. Сейчас идет некий пересмотр, приходит понимание, что рынок — это всего лишь экономический механизм, нельзя его пускать в душу.
Ю.П.: — Да, это абсолютно совпадает с моим мировоззрением, это нормальное развитие нашего понимания рынка как способа реализации личности. Ненормально то, что утратили в обществе свой прежний накал многие базовые ценности начала реформ. Вспомните 1990–1991 годы. Какое было ощущение необходимости перемен, многие готовы даже были пожертвовать своим устоявшимся ходом жизни, чтобы принять участие в преобразованиях! Но потом состоялась девальвация даже таких базовых ценностей, как демократия. Перестали быть ценностью инициативные люди. Они ожидали, что будут вместе с государством участвовать в преобразованиях. А им в очередной раз сказали: «Преобразуйте это общество!»
Как можно верить государственному руководителю, который не решает вопросы обеспечения пенсиями и в это же время зарывает триллионы рублей в скоростную магистраль, которая, может, никогда не будет существовать? Не делаются вещи, которые для нормального человека являются мерилами нравственности любого общества: педагоги без зарплаты, врачи без медикаментов, солдата не кормят и не одевают… Государство это ничего не исполняет. Оно, как более сильный участник общественных отношений, дает такой пример! И всякая общественная активность инициативных людей стала не нужна, она стала безразлична самим предпринимателям.
Поэтому потеряна ценность многих вещей, которые в начале девяностых казались главными. Я их и сегодня считаю главными. Но чтобы их сегодня сохранить, уже нет той публичности, нет того общественного к ним внимания. Государство не создает комфортных условий для существования этих идей, наоборот, оно делает так, чтобы признаки изменений сопровождались такими пробелами в ведении нашего хозяйства, что народ видит — это не та плата, которую надо было платить.
N: — В свое время мы много говорили о том огромном потенциале иждивенчества масс, который достался нам от прежней власти. Сейчас этого иждивенчества больше?
Ю.П.: — Может, и не больше, но иждивенчество изменилось по своему структурному составу. Смысл в том, что… это как те известные сорок лет по пустыне… Вот на примере завода. Рабочий, который отработал всю жизнь, уже не может реализовать себя по-новому. И ведь он не был проходимцем, он делал все, что от него требовало государство, его предприятие! А сегодня его переводят в эту категорию — он должен просить. И сегодня мы теряем авторитет, ощущение целесообразности преобразований у этой категории людей. Это очень опасно. Но это все надо пережить. И главное — не опуститься до борьбы с этими людьми.