Сиверсия

Еще какая-то сотня ступенек, и свежий морозный утренний воздух штурмом ворвется в легкие. Нет ничего замечательнее этого воздуха! Надо обязательно сделать его большой глоток, потом еще и еще упиваться им, чтобы поверить, что живой и что наконец-то закончился маразм прошедших суток! Сейчас даже сука-жизнь кажется совсем неплохой штукой, хотя порой случаются в ней досадные казусы!

– Врачей с двумя носилками сюда! – крикнул Гамов, едва поднявшись на верхнюю площадку. – Женщина ранена и наш боец.

– Я не поеду с вами никуда! Оставьте меня! Я с ним останусь!

Марина крепко ухватилась за рукав Хабарова.

Гамов недовольно наморщил лоб.

– Александр Иванович, – обратился он к Хабарову. – Пожалуйста, поговорите с госпожой…

– Шипулькиной! – подсказал подскочивший майор Желтков.

– Да. Она вам верит. Посадите ее в неотложку. Будьте добры.

Хабаров кивнул.

– Сам-то как? – спросил майор. – Серый весь.

– Нормально… – отмахнулся Хабаров и повел Марину к бежавшим навстречу врачам.

Три новеньких желтого цвета реанимобиля в лучах утреннего солнца на свежем искрящемся снегу смотрелись не в меру мажорно.

– Товарищ генерал, тут вневедомственная охрана с представителем метрополитена приехала. У них «колесико» сработало. Чего делать-то? – майор Желтков, одетый в камуфляж и черную заиндевевшую маску-шапочку застыл перед генералом.

– Колесико?

– Это датчик на дверях перед входом на лестницу, что ведет вниз, к платформе.

– Не морочьте голову, майор!

– Понял. Когда будем оцепление по периметру снимать?

Гамов посмотрел на толпившихся за оцеплением журналистов и просто зевак – «собачников» из соседних многоэтажек.

– Уедем, через час снимешь.

Гамов отвернулся, поискал взглядом Осадчего.

– Товарищ генерал, может, вашу машину подогнать?

Гамов недовольно смерил взглядом майора.

– Холодно же! Вы в осеннем, без шапки, – в оправдание добавил Желтков.

– Сергей, ты зачисткой сам руководил?

– Так точно. Все чисто.

– Немедленно проверь еще раз! Каждый угол проверь.

– Есть!

С той самой минуты, как он вошел на стройплощадку, генерала не покидало чувство, что за ним пристально наблюдают, причем наблюдают в перекрестье прицела. Такое чувство было у него в «горячих точках», всякий раз перед обстрелом.

Генерал зябко поежился, из кармана достал тонкие кожаные перчатки, надел.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться? Можно, я в строй? Пуля прошла на вылет. Ногу мне перебинтовали. Я с ребятами на штурм. А майор меня в госпиталь посылает.

В лихо заломленном на затылок берете с неприступно-наглым выражением лица Ивочкин смотрел на генерала.

Гамов хорошо знал, что пара Ивочкин – Ряхин была одной из самых продуктивных тактических пар, способных выполнить любую поставленную задачу.

«Надо разбивать, – подумал Гамов. – Слишком сроднились. Отсюда результат…»

– Облажался, старлей! Забыл правило коммуникации: многословны и давят на жалость – вгоняй пулю в лоб. Не ошибешься. Понял?

– Так точно!

– Вторая твоя ошибка?

– Недооценил противника.

– Был убежден, что противник – заурядный уголовник, а вышел на профессионала, выше тебя классом. Так что сегодня, считай, ты второй раз родился. Если бы противник тебя не пожалел, в труповозку с Добрыниным и Мозговым тебя бы грузили. – Генерал ткнул пальцем в сторону машины, куда только что загрузили три трупа. – Выводы. Первое: если подобные ошибки повторятся – уволю из органов, если, конечно в живых останешься. Второе: за нарушение субординации я тебе взыскание наложу. Напомнишь мне завтра.

– Есть!

– Марш в скорую!

Гамов обернулся к Осадчему, стоявшему на площадке шахтного копера[47]. Осадчий был сумрачный и злой. Генерал подошел к нему, протянул сигареты.

– Я бросил.

– Позвольте пройти, товарищи.

Трое бойцов поднимались по лестнице с саквояжами.

– В мою машину грузите и обеспечьте охрану! – отдал приказ Гамов.

Осадчий протянул генералу кассету.

– Запись переговоров с Добрыниным и Мозговым.

Генерал взял кассету и теперь крутил ее в руках, разглядывая.

– Да-а, – выдохнул он. – Кто же мог просчитать, что Добрынин и Мозговой – люди, проверенные не в одном деле… – Гамов замолчал, зажал кассету в кулак. – Подполковник, ты почему приказ не выполнил? – холодным, начальственным тоном вдруг спросил он. – Что мне теперь с твоими рабочими делать? Слушать их рассказы о рабстве?! Ты понимаешь, что начнется?!

Осадчий выразительно глянул на него.

– Моими рабочими?

Генерал проигнорировал.

– А заложники? Ты что, под пожар взорвать не мог все к чертовой матери?! Готовую продукцию и сырье ты в саквояжах унес. Мы что, помещений или специалистов тебе бы не нашли? Чем ты думал?!

– Я ухожу из конторы.

– Что?