Сивилла

— Сивилла, — твердо сказала доктор, — я уже не раз говорила, что никто из других ваших «я» не нарушает ваших этических норм.

— Да, вы говорили, — встревоженно подтвердила Сивилла, — но откуда вы это знаете? Какая тут может быть уверенность?

— Сивилла, — рискнула предложить доктор, наверное уже в сотый раз за эти три года, — я хотела бы, чтобы вы выслушали магнитозаписи высказываний других «я».

Сивилла решительно помотала головой:

— Нет. Единственное, что я хотела бы услышать об этих «других», как вы их называете, так это то, что их больше не существует.

— Это придаст вам уверенности, — настаивала доктор. — Когда Пегги будут рассказывать мне о Филадельфии, почему бы не записать их рассказ на магнитофон? Потом вы сами прослушали бы его.

— Пегги? — в замешательстве переспросила Сивилла. — Вы знаете, что там были именно они? Откуда вам это известно?

— Пегги Энн написала мне из «Бродвуда».

— Из «Бродвуда»? — спросила пораженная Сивилла. — Вы знаете, что я была там?

— Вы оказались в Филадельфии, потому что туда вас затащили Пегги. Они — часть вас самой, часть, которую вы не контролируете. Но когда мы сведем вас вместе, положение дел изменится.

— Филадельфия доказывает, что мне не становится лучше, — убитым голосом произнесла Сивилла. — Я никогда не поправлюсь.

— Вы знаете, что я хочу помочь вам, — мягко сказала доктор. — Вы знаете, что мне известно об этих проблемах уже более трех лет, и знаете, что они неразрывно связаны с вашей болезнью.

— Да, — насторожилась Сивилла. — Вы говорили мне это много раз.

— И когда вы воспринимаете это как-то по-иному, — твердо сказала доктор, — то совершенно напрасно становитесь подозрительной и пугливой.

— Но не странной? — пробормотала Сивилла.

— Нет, совсем не странной.

— Приятной?

Доктор ответила на эту мольбу об одобрении искренними эмоциями, отражавшими ее растущую близость с пациенткой:

— Да, Сивилла. Очень приятной. Вы мне нравитесь, и даже не представляете, насколько сильно.

Из глаз Сивиллы полились слезы — слезы, которых в течение первых полутора лет анализа она не могла из себя выдавить. Она тихо спросила:

— Вы все еще считаете, что я могу поправиться?

— Всей душой верю в это, Сивилла. Об этом говорит и весь мой ум, и весь мой опыт психоаналитика.

Узкая ладонь Сивиллы скользнула в руку доктора Уилбур, и доктор с пациенткой сели рядом на кушетку.

— Тогда почему мне становится хуже? — сдавленным голосом спросила Сивилла.

— Чем дальше продвигается анализ, — ответила доктор, — тем ближе вы подбираетесь к сути конфликта. Чем ближе вы подбираетесь к сути конфликта, тем больше встречаетесь с противодействием и с самим конфликтом.

— Но я ни с чем не встречаюсь, — горько заметила Сивилла. — Я убегаю.

— Это не вы, бодрствующая Сивилла, представляющая сознательный компонент личности, стремитесь убежать, а те, другие, относящиеся к подсознанию, — объяснила доктор.

Сивилла задумчиво ответила:

— Вы называете их подсознанием и говорите, что они — часть меня. Но в то же время вы говорите, что они могут увести меня куда пожелают. Ах, доктор, я боюсь, ужасно боюсь. Я не смогу привыкнуть к такому затруднительному положению вещей. Эти «другие» направляют меня, владеют мной, разрушают меня.

— Но это не одержимость, Сивилла, — подчеркнула доктор. — Не какое-то вторжение извне. Это состояние возникает изнутри и объясняется не сверхъестественным, а как раз очень естественным образом.

— Мне оно не кажется очень естественным, — быстро ответила Сивилла.

— Естественным не в том смысле, что это присуще большинству людей, — уточнила доктор, — а в том, что все можно объяснить условиями вашего окружения. Все эти личности моложе вас, и этому есть причина. Когда ваша мать говорила: «У тебя всего так много», она создавала определенную деформацию, поскольку у вас не было как раз того, без чего нельзя повзрослеть. В результате вы не могли расти, оставаясь единой личностью. Вам приходилось оставлять за собой свои кусочки и частички. Вы не осознавали, что делаете это. Вы не знали о существовании других «я». Вы до сих пор не встречались с ними, до сих пор отказываетесь выслушать записи их высказываний и, значит, в прямом смысле слова не знакомы с ними. Вы все еще не готовы принять их, разве что как некую интеллектуальную головоломку.

Губы Сивиллы жалобно скривились.

— Я еще не выяснила в точности возраст всех этих «я», но некоторые из них — маленькие девочки, разгуливающие в теле взрослой женщины, — продолжала доктор Уилбур. — Когда Пегги убежали в Филадельфию, они убегали от вашей матери. Они отрицают, что ваша мать является их матерью, но отрицание это поверхностно. В них глубоко впечатаны страх и гнев против вашей матери. Страх и гнев заставляют их убегать, разрывать путы ловушки, которую расставила для них ваша мать. А поскольку обе Пегги и некоторые другие являются маленькими девочками, в определенном смысле они и вас делают маленькой девочкой.

— То есть не только безумная, — с горькой иронией бросила Сивилла, — но и незрелая?

Доктор обняла Сивиллу и убежденно заговорила: