Сивый Чуб (СИ)

– А я все розумію! Це не поляки! Це привиди! Дід на дорозі говорив, що поляки зруйнували усе село, а цю хату залишили. Так от привиди тих поляків повернулися і тепер слідкують, щоб ми звідси живими не вибралися. Вони як при житті не підходили сюди так і після смерті сюди не йдуть, а тільки чекають! Ми усі тут подохнемо! Ненавиджу усе! – И он стал в припадке гнева срывать картины со стен, перекидывать и пинать мебель в комнате. Любомир не стал его приструнивать. Он чувствовал, что в нем что – то надрывается. Он чувствовал как в нем растет слабость и страх. Увиденные чудовища материализация его страшнейшего кошмара – быть окруженным на родной земле поляками все это подточило его. Он лишь сглотнул наблюдая за слепым гневом Лютого. Налил себе еще кружку, выпил и сказал:

– На привидів вони не схожі. Від них навіть смердить…Нічого хлопці трошки переждемо і все буде гаразд – Лютый утомился создавать хаос в комнате и налив себе кружку молча ее выпил и сел так же молча в углу. Когда Лютый перекидывал один из одноногих столиков из него высыпались старые игральные карты. Грыць заметил это и воскликнул:

– Дивись! Карти! Хоч якось час веселіше пройде! – он подбежал и собрав карты пересчитал их. Количество оказалось достаточным для игры. Он вернулся и все кто решил, что время лучше коротать за игрой в карты присоединились к нему. Веселья не было, но игра заставляла хоть немного отвлечься от понимания в какой ужасной ситуации они оказались. Любомир присел на стул лицом ко входу и раскурил трубку. Ссадина на лбу уже стянулась лекгой коркой и в ней болезненно временами вздрагивал нерв. Эта ссадина теперь навсегда останется памяткой, о том, что он не смог спасти побратима. В первый раз в своей жизни. Это крах. Он больше не сможет никого вести в поход. Никогда… Если вообще выберется отсюда живым. И все таки странно, что поляки сюда не суются. Ведь дом они явно уже видели. Может строгий приказ не покидать далеко место расположения? У поляк всегда все строго с приказами. Если командир сказал вешаться – значит вешаться…Это проклятье! Точнее кара за содеяное. Нельзя было совершать, то что они совершили в том лагере. Может Дмитрий, Охрим и Ибрагим уже нашли свою расплату и остался он один. Он изначально ощущал, что это гиблое дело. Сразу понял, что следовало отказаться. Но…Но согласился…

Так день медленно протянулся к вечеру. И как только солнце стало клониться к закату тревога возрастала с каждой минутой. Любомир сам не мог найти себе места. Он, видимо как и все ощущали, что в эту ночь произойдет что – то ужасное и ничего не мог с этим поделать. Он переминался с места на места. Психовал и временами кричал на Лютого, его людей и Грыця. Однако это абсолютно не улучшало состояние. В итоге он был так внутренне взвинчен, что сел сокрушенно на стул. Перед сбой поставил столик. На него положил саблю без ножен и раскуривая трубку ждал нападения со стороны входа в комнату. Он все до мелочей продумал. Он представил, как любой враг врывается в комнату. Он подкидывает ногой стол и резко перекручиваясь одной рукой хватает саблю, а второй стул и швыряет во врага. Потом совершает несколько прыжков к двери и сечёт обескураженного противника. Ему доводилось уже поделывать нечто подобное. Только вместо одноногого столика быт массивный табурет. Любомир сел и с напряженным лицом стал ожидать, словно видел как за стеной уже происходят приготовления врага к атаке. Он раскурил трубку, медленно ее покуривая в полной уверенности, что совсем скоро начнется бой. И вот в таком нервном напряжении он клюнув головой на грудь…уснул!