Сизигия

Он поволок тележку вниз. Вскоре склон сделался круче. Тогда он развернул ее и побежал сзади, отчаянно тормозя пятками, чтобы она не вырвалась. Очень быстро Том добрался до ровного места, повернул направо, проволок тележку через луг, кое-как втащил на бугор и покатил по мосту.

Из-за такелажного склада на причале появились Джим Спарк и Билл Йонг. Они бросились навстречу Минти, состоялся короткий разговор, и все трое потащили тележку по крутому склону в верхнюю часть поселка. Вскоре они свернули за угол и исчезли из виду.

Часа два я с нетерпением ожидал, наблюдая за противоположным склоном. Наконец наверху появилась Джейн. Она быстро спускалась по улице, а через пять минут, запыхавшись, повалилась на землю рядом со мной.

— Прости, что я так долго, — извинилась она. — Мы готовились к собранию. Ты не видел — за мной не следили?

— Нет, — рассмеялся я, очень ей обрадовавшись. — Ты говоришь, как в шпионском триллере.

— Я серьезно, Марк. Просто ужас, сколько ненависти к тебе у независимых колонистов. Она все время нарастает. Они до сих пор не бросились за тобой в погоню только из-за того, что скоро прибудут автоцистерны.

— А что мои люди? — спросил я. — Уж Станция-то должна меня поддерживать.

— Ты не знал? — Джейн посмотрела на меня в некотором замешательстве. Они уехали сегодня утром.

— Что?

— Это произвело не очень-то хорошее впечатление, Марк, — серьезно сказала она. — Правительство отозвало их — и тебя, конечно, тоже, — и они все уехали перед рассветом на грузовиках Исследовательского центра.

Я на мгновение задумался.

— Наверно, это к лучшему. Все равно мы отправили их по домам, чтобы банда независимых колонистов не смогла напасть на всех сразу, чтобы они не стали удобными козлами отпущения.

— Независимые колонисты говорят, что правительство заботится о своих людях, а всех остальных бросило подыхать.

— В этом есть зерно истины, — сказал я. — Но по крайней мере это помогает людям объединиться.

— У них сейчас собрание.

— Созванное миссис Эрншоу?

— Нет. Свое. Что-то вроде военного совета. Обсуждают тебя и отравление моря. В нем тоже обвиняют тебя.

— Как? Я был против этого с самого начала!

— Пойди скажи им об этом сейчас! Я знаю — я пыталась. Ты не понимаешь, что это такое, Марк. Они все обезумели. Они не слушают никаких доводов. Я уже приняла порошок Тома Минти вчера вечером, после того как мы все обсудили, но я все равно ощущаю эту… эту атмосферу. — Она вдруг вздрогнула. — Какое-то повальное безумие. Массовая истерия. Все так накалено от ненависти и тупости, что они при всем желании не смогли бы рассуждать логично. Они говорят, что раз ты — морской биолог, то ты и подал идею с ядом, предложив ее Артуру, а тот передал все правительству.

— Тут что-то не так, — запротестовал я. — Если они так глупы, то им, конечно, хочется как можно быстрее избавиться от Разумов — и плевать на последствия. Они должны обрадоваться яду.

— Они сами не знают, чего хотят. Весь ужас в том, что они, похоже, получают от этого удовольствие. Им нравится ненавидеть, и они не хотят, чтобы ненависть ослабла. Они — как футбольные болельщики. Меня отец сводил однажды на матч в Старой Гавани. Я тогда мало что поняла, но, кажется, была какая-то важная игра. И как только команды вышли на поле, толпа хозяев принялась орать на противников, и так они орали весь матч. Оглушительный, непрерывный гул ненависти ни за что ни про что — ведь в команде гостей были такие же люди, как в команде хозяев. Даже, наверно, лучше, потому что они выиграли. В какой-то момент я обернулась, хотела спросить отца, что он имеет против этих бедняг, но сразу отвернулась. У него было такое же страшное лицо, как у всех остальных. Впоследствии он сказал, что испытал от игры огромное наслаждение, несмотря на то что команда, за которую он болел, проиграла. Я спросила, почему он не подбадривал свою команду, вместо того, чтобы кричать на противников. Он ответил в том духе, что, мол, команда все равно проигрывала, а противник часто нарушал правила игры. Но я час с лишним наблюдала огромную толпу, которая ненавидела просто для удовольствия, и мне это не понравилось. Вот на что похож сейчас поселок. Ничто не отвлечет их от ненависти к тебе, потому что им это нравится. Море отравят? Правильно, значит это ты виноват. Кто же еще?

Я посмотрел на нее — она лежала в свитере и джинсах — и понял, что смерть и физические увечья не единственные травмы от Передающего Эффекта. Отныне и надолго, по крайней мере до следующего поколения, никто и никогда уже не посмотрит на ближнего так, как раньше…

И я снова задумался о могуществе Разумов.

— Джейн, — сказал я. — Разумы знают, что везут яд. Они уже настолько развились, что могут предчувствовать опасность, анализируя наши мысли. Вспомни, как они справились с Фипсом и остальными… Так вот, что мы, в связи с этим, можем сделать? С другой стороны, что сделает поселок?

Она задумчиво посмотрела на меня.

— Я понимаю, о чем ты… Я думаю, может быть, сами Разумы внушили людям идею отождествить тебя с властями…