Сизигия

Осмысленный взгляд надзирателя висел на Ароне. Делевер ни разу не моргнул почти за минуту душераздирающей тишины, в которой он пытался найти оправдания собственной ничтожности. И ничтожность эта определяется подменой истины, в которую мы верим. Все общество твердит нам о счастливой жизни, как на картинке: дружная семья, стабильная работа, большой красивый дом. Почему мы всего этого хотим? Почему считаем совокупность этих вещей счастьем? Модель, навязанная социумом, чтобы искоренить инакомыслие и радикалов. Однако есть люди, которые стали понимать что-то. Начали они это делать от чтения книг или жизненного опыта – неважно. Они и есть красный код государства. Члены общества, имеющие другое мышление и понимание. Так в чём же истина? Оставаться в счастливом неведении или в осознанном рабстве, из которого никак не можешь выбраться?

– Завтра окончен, Смит, – сказал он, продолжая внимательно на него смотреть.

Арон усмехнулся. Но не из-за того, что был прав. Скорее это была улыбка отчаяния, от того, что истина была на его стороне, даже тогда, когда он этого не хотел.

Комната была пуста. С её мрачностью могла сравниться только её опрятность. Ни единой пылинки на поверхностях. Всегда заправленные аккуратные кровати. Запах свежести, благодаря проветриваемости помещения. Персонал постоянно прибирается пока больные на прогулке или принимают пищу. Но это делалось в большей степени для безопасности. Ведь пациент мог припрятать что-то запрещённое под матрасом или кроватью. Арона уже осточертело соприкасаться с отравой завёрнутый в красочный фантик. Это место убивает его, и он ничего не может поделать. Юноша кинул подушку на пол и подложил под бедра. Он залез наполовину под койку и ноги плотно прижались к боковой деревянной доске. Арон пытался сосредоточиться и начать поднимать туловище, чтобы размять брюшной пресс. После первого усилия, это становилось делать всё легче. Он вновь и вновь разрывал цепи, которые его здесь держат. Вырывал их из земли, желая выйти наружу, стать свободным. Запах этих стен уже въелся в кожу. Сколько раз он пробовал его с себя смыть… Годами эпидермис впитывал в себя этот серый аромат безысходности. Мышцы живота уже начало сводить от напряжения. Арон отдыхал несколько секунд, затем вновь принимался за работу. После он принялся за отжимания. С одной рукой это почти не давалось. Все кости трещали, а волокна разрывались от притока крови. Арон должен был терять силы, но с каждым разом он всё больше их ощущал. Но хватит ли этого, чтобы освободиться? Достаточно ли мощи, чтобы снова стать тем, кем он должен быть. Блюстителем. Порядком. Защитником. В глазах юноши загорелось пламя. Это огонь жизни в потухшей реальности. Юноша поднялся с гладкого паркета и уставился на внешнюю стену психиатрии. Он разрывался между сознанием и действительностью, чтобы превратить её в пыль. Ментально пытался уничтожить преграду, которая удерживает его свободу. В голове начала возникать тонкая резь. Арон остановился. Ему не хотелось испытать ещё раз это болезненное ощущение. Дрожащая ладонь прижалась к вспотевшему лбу. Неровными шагами он дошёл до койки и обессиленно нырнул в неё.

В университетскую дверь уверенно вошёл незнакомец с покорёженным лицом. Однако металлический турникет тут же остановил энтузиазм мужчины.

– Предъявите пропуск, – лениво прозвучала фраза где-то слева.

Посетитель повернул голову и увидел охранника, увлеченного прямым эфиром американского футбола. Тот даже не поднял взгляда со своего планшета.

– У меня его нет.

– Тогда вы должны быть в списке, – отложил гаджет охранник и достал толстенный блокнот. – Как ваша фамилия?

– Меня никто не ожидает.

– В таком случае, я не могу вас пропустить.

– Мне нужен Лидман Гринт, он ведь здесь преподаёт?

– Увы, уже нет. Профессора Гринта уволили несколько месяцев назад.

– Как же так? Разве он не выдающийся экспериментальный физик?

– Возможно. Но по слухам он сошёлся во взглядах с руководством. Да и дела у него в последнее время были всё хуже и хуже. Видимо, на него возлагали больше надежды, которые он не оправдал.

– А вы не знаете, как его найти?

– Даже бы если знал, то не имею право разглашать персональную информацию. Вообще об этом человеке известно столько же сколько о черных дырах, – усмехнулся говорящий, – Лидман был настолько скрытным и странноватым, что и вправду можно было подумать о том, что он гений.

– Но вы так не считаете?

– Это же всё относительно. По сравнению с пятилетним ребенком я считаюсь гением. Однако поставить меня в один ряд с нобелевским лауреатом мой гений тут же поблекнет. К тому же, мы видим лишь часть, есть то, что скрыто от человеческого восприятия.

– И что же?

– Потенциал. Это дар видеть в людях тем, кем они могут стать. Порой даже тем, кого они сами в себе узреть не способны.

– Но узреть можно не только что-то доброе, ведь так?

Охранник впал в лёгкое недоумение. Его вопросительный взгляд говорил о том, что незнакомцу нужно истолковать свою мысль.