Сизые зрачки зла

Черт побери эти карты! Александр Иванович Чернышев проснулся в пресквернейшем расположении духа. А с чего радоваться, если вчера бес попутал, и он проиграл своему приятелю, а с недавних пор и родственнику Чичерину, целых двадцать тысяч? Проигранного было до отвращения жалко. Денег у Чернышева хватало: находясь в фаворе у покойного императора Александра I почти двадцать лет, он не раз бывал отмечен монаршими милостями. Многочисленные ордена, золотое оружие и табакерки с портретами августейшей четы считались почетными наградами, но государь не раз осчастливливал верного слугу и прозаическими, но от этого не менее желанными дарами в виде денег. Так что теперь Чернышев стал так богат, что даже не сильно обрадовался, получив в наследство фамильное гнездо своей семьи – деревню Лыткарино. Теперь эта, так любимая им в детстве, старая усадьба казалась бедной по сравнению с его великолепным домом на Малой Морской и поместьями, принесенными в приданое женой.

Мысль о жене еще сильнее испортила настроение. Может, он привередничал, ведь столичное общество признало, что Елизавета Николаевна умна и великолепно образована, а уж о ее моральных принципах и говорить нечего – они выше всяких похвал. Все, конечно, так, только вот скучно от этого благочестия – сил нет. Сейчас, когда супруга носила их первого ребенка, она могла бы притихнуть, стать простой и домашней – хранительницей теплого очага. Но та решительно настроилась выйти столпы столичного общества и изводила мужа зваными вечерами в своем музыкальном салоне.

– Куракинская спесь! Как же! Они – Гедиминовичи, пол Ярославской губернии в приданое дали. Возвышенные натуры, все – в искусстве, – часто бурчал Чернышев.

Супруга, так же, как и ее мать, теща Чернышева, писала музыку и считала себя серьезным композитором. Однако Александр Иванович тещу переносил с трудом, равно как и ее почтенного батюшку: тот, несмотря на возраст, оказался настолько активен, что беспрестанно, а самое главное беспардонно вмешивался в жизнь своих дочерей и внуков.

«Заплачу долг деньгами из приданого, а потом постараюсь донести эту новость до ушей тещи и ее папаши, – развеселился Чернышев, – вот будет смеху, когда драгоценный дедушка узнает, что его денежки попали в карман дочери, чье имя он не произносит уже больше пятнадцати лет».

Младшая сестра его тещи, будучи замужем, влюбилась в красавца Чичерина и сбежала от мужа. Не получив развода, она вышла за своего любовника замуж, чем наделала тогда много шума. Бедняжку больше нигде не принимали, а собственный отец запретил упоминать о ней в своем присутствии. Но Чичерину это не помешало сделать блестящую военную карьеру, и Александр Иванович, познакомившийся с ним в самом начале войны, считал генерала нужным знакомством и старался поддерживать с ним приятельские отношения.

Однако, хотя иронизировать можно сколько угодно, двадцать тысяч считались огромной суммой. Так можно пробросаться и всем имуществом. Генерал-лейтенант задумался. Все его состояние было нажито милостями покойного Александра I. Он оставался с императором до самой его кончины, правда, не стал тогда дожидаться отправки тела в столицу, так как вызвался выполнить особо деликатное поручение – арестовать руководителя южных заговорщиков полковника Пестеля.

Тогда он проявил все свои навыки разведчика – как с гордостью именовал себя со времен своей лихой молодости в Париже. Тогда в постели сестры императора Наполеона Полины ее неутомимый русский любовник узнавал важнейшие секреты Франции. Приехав в Тульчин, Чернышев под замысловатым предлогом исхитрился вызвать тяжелобольного полковника в штаб и там арестовал его, а в столицу уже повез в кандалах. Похоже, вид измученного Пестеля, волочившего за собой цепи, порадовал нового императора. Чернышев тут же был включен в комиссию по расследованию деятельности бунтовщиков, а теперь умудрился стать одним из самых близких к Николаю Павловичу людей.

– Я надеюсь на вашу преданность престолу. Поверьте, что наша семья высоко ценит ту верность, с какой вы служили моему покойному брату, – уже не раз говорил Чернышеву молодой государь.

По всему выходило, что это царствование может оказаться для Александра Ивановича еще более удачным, чем предыдущее. Император ждал его с ежедневными докладами о работе комиссии. Это ли не шанс? И Чернышев не терялся: рассказывал подробно, не брезгуя сгущать краски, а то и откровенно привирать. А почему бы и нет? Чем опаснее будут выглядеть заговорщики, тем сильнее окажется нужда в таких верных солдатах, как он. Тонко проводя мысль, что поголовно всех участников восстания можно считать государственными преступниками, Чернышев постоянно подпитывал убежденность молодого императора в том, что, подавив бунт на Сенатской площади, тот спас жизни своих детей, жены и матери.