Скачка тринадцати

— Да нет, лучше не надо.

Фред чувствовал себя ужасно добродетельным.

— Да ладно тебе! — возразил Клэй и заказал выпивку. Испытывая слабые — но очень слабые — угрызения совести, Фред пропустил по третьей. Да что там, разве он пишет не лучше любого спортивного корреспондента в Америке?

После третьей они разошлись. Фред Колье купил литровую бутылку бурбона — на потом, когда допишет. Поднявшись к себе, он отхлебнул — совсем чуть-чуть — и сел писать.

Но статья не писалась. Он уничтожил шесть вариантов начала и плеснул себе бурбона в стаканчик из-под зубных щеток.

Мариус Толлман, Кринкл-Кат, Пайпер Боулс, Амбереццио… Не так все просто.

Он выпил еще. Просто не мог удержаться.

Да, за такой материал спортивный редактор прибавит ему ставку! Или по крайней мере не станет больше ворчать по поводу расходов…

Он выпил еще.

Пайпер Боулс получил десять тысяч баксов за то, что налетел на Салад-Бэула. Ну как написать такое и не пойти под суд за клевету?

Он выпил еще.

Жокеи, участвовавшие в десятой скачке, сговорились и дали единственному честному среди них прийти первым. Как такое напишешь?

Он выпил еще.

Внимание распорядителей и прессы было приковано к падению Салад-Бэула. На десятую скачку никто и внимания не обратил. А десятая скачка оказалась договорной. Нет, распорядители ему за это сообщение спасибо не скажут…

Он выпил еще. И еще. И еще.

Крайний срок, когда Фреду следовало позвонить в редакцию и передать материал, был десять часов утра в воскресенье. Когда пробило десять, он лежал на кровати и храпел. Раздеться он снова забыл. На полу рядом с кроватью валялась пустая бутылка, а рассыпанные деньги — Фред пытался их сосчитать — лежали у него на животе.

ВЕСЕННЯЯ ЛИХОРАДКА

Журнал «Только для женщин!» неожиданно попросил меня написать рассказ («Пять тысяч слов, пожалуйста»).

Мне сказали, что содержание — на мое усмотрение, но хотелось бы чего-нибудь такого, что было бы близко сердцу их читательниц.

И вот я написал «Весеннюю лихорадку». Процесс сочинения этого рассказа доставил мне большое удовольствие.

Миссис Анджела Харт точно знала, в какой момент она влюбилась в своего жокея.

Это было на скачках в Челтенхеме. Анджела Харт, пухлая дама из тех, кого хочется назвать «матушкой», пятидесяти двух лет, увидела, как двадцатичетырехлетний жокей, одетый в ее цвета — ярко-розовый с белым, — входит в паддок, и подумала: «Какой он молодой, какой стройный, как хорошо сложен и… как отважен!»

Он прошел по зеленой лужайке и присоединился к ней. Они поболтали несколько минут перед тем, как жокей сел в седло ее лошади, чтобы участвовать в двухмильной барьерной скачке, и все это время Анджела смотрела на обветренное лицо с точеными скулами и машинально соглашалась, что да, солнышко пригревает совсем по-весеннему, и что на сухой дорожке ее Биллибой будет чувствовать себя куда лучше, чем под дождем, который лил последние несколько недель.

День был самый обычный. Поскольку теперь в сердце Анджелы место покойного и в меру оплакиваемого Эдварда Харта заняли две скаковые лошади, она проводила время на скачках, где выступали ее любимцы, собирала газетные вырезки с упоминаниями о них и то и дело звонила тренеру, Клементу Скотту, чтобы справиться об их здоровье.

Анджела была веселой и добродушной женщиной. Единственным ее недостатком была простодушная уверенность, что все вокруг так же исполнены благих намерений, как и она сама. Она вела себя точно ребенок, который гладит тигра и думает, что тот замурлычет в ответ.

Для Дерека Робертса, жокея, Анджела Харт была всего лишь владелицей Биллибоя и Гамлета. Он разговаривал с ней вежливо, поскольку нуждался в деньгах, которые получал за свою работу, и не более того. Дерек полагал, что его работа включает необходимость не только хорошо выступать на скачках, но еще и располагать к себе владельцев. Он давным-давно обнаружил, что большинству владельцев ужасно нравится, когда хвалят их лошадей, а потому отзывался о лошадях оптимистично, даже когда сам не верил ни единому слову из того, что говорил. Причем в этом не было почти ни капли цинизма.

Когда Дерек вышел в паддок челтенхемского ипподрома, ища глазами миссис Харт, и издалека увидел ее — зеленое твидовое пальто и меховая шапка, — он думал о том, что при сегодняшнем составе участников у Биллибоя почти нет шансов прийти первым, так что лучше заранее подготовить старую клушу к проигрышу и в то же время застраховаться от обвинений.

— Славный денек, — сказал Дерек, пожимая руку Анджеле. — Солнышко пригревает совсем как весной.

— Да, славный.

Выждав некоторое время и убедившись, что Анджела продолжать не собирается, жокей начал снова:

— Очень удачно для Биллибоя. Лужи все просохли.

— Да, конечно. Вы правы.