Скачки

Будь у меня психиатр, как изнемог бы он читать все мои мысли, а! Вновь немо скулю о том, что мне не с кем ебаться, когда всюду дохуище тёлок, и многим тоже не хватает секса, да лишь они уродины ебаные, даже на клык им не дал бы. Смотрю на ебабельных мамаш и отворачиваюсь, вот что значит "тронул взором мягкую фигуру". Чтобы меньше заёбываться, нужно больше ебаться, а каким я должен быть, если в 21 год единожды овладел самкой, кою сам и бросил, считая, что не любил её! Чистейший сюр и ебалистика, трагедия для меня, комедия для вас. Кругом лишь упрёки – там я лузер в танцах, хоть и харизмой шуткую с милфами; тут я хуёвый сын и ничего по дому не помогаю; здесь я пиздец нытик и не умею слушать друзей, похуй на всё. Хотя не похуй, стоит подчеркнуть.

Сердце на капучино нарисовав, слегка отпускает. Или нет.

Да, я думаю не на шутку о суете цыкать… Лять, хватит играть словами. Мне не пойти на этот шаг, ибо меня ничего не ждёт в жизни, даже смерть – ей на меня поебать, как и всем. Скажи я, что опустошён – солгу, ибо это было два года назад. Представьте себе, что со мной сейчас?

Да, меня до нейтрин выбешивает, что смазливых девок друт наглые гопники, а я весь такой, какой я весь, рычу с буквы "д" в квартире смотрящих телик родителей. А уже и не только там. Я зависим. Я ужасен. Я неисправим. И смешон и смешной, и бесстрашен и запуган, и талантен и бездарен, и силён и слаб, и скучен и интересен, и счастлив и несчастен, и умён и глуп, и урод и красивый, и хороший и плохой, я такой.

Заревела девушка (почти женщина) в зале, толстющая её мамаша успокаивала, а я предпринял ничто и смущённо протирал бар. Я не мужчина.

Условия моего бытья сулят оскотинить меня, но я, хоть и не брезглив к грязи, в ней сидеть не намерен. В скитаньях потерян, от нег лавирую. Демонстрируя ветру свой вокал, вырываются нотки радости. Затмевается скудность существования, тяжесть забот опушается.

Нет, я не лузер, я победитель неудач! Сроду позитивным глупцам уронил. Почему причислен роком к беднякам? Невежда во мне наверняка, зато вежливый. И продавщице табака за любезность вчерашнюю мадригал подарил, сорванец! Пускай подумает обо мне. А нарисованный на салфетке цветок никому в метро не подарил. Не нашёл, кому. Миломордые шалавы, конечно, я не ваш! Вне машины, без кальянов – кому нужен этот странный женственный типаж? Я цветочек нарисую, но улыбку – не смогу. Ты ебло своё малюешь, чтобы угодить х…

Дождеснег бьёт в окно, уснуть от переедания пиццей не выйдет, разочарований ноль, ибо такую аморфность предполагал застать после рабочего дня. Следствие привычки. Житие моё, житие. Одеяльничаю, почти сплю. Странно, насморк не прошёл, хотя я сморкался. В песни, правда, но всё же. Ночник бронзой наделяет половину комнаты, почивать негоже.

Коллектив стороня, коллекционирую всесторонние эмоции в музыкальном архиве. Воспряну ото сна бесчувствия и сыграю роли, характерные моей индивидуальности. Списком их не выдам, выслеживайте в эскпромте повествований. Я часто меняю интонации… Загадочно? Сердито! Любезно. С – паузой. Ахах, борзейше, друзья!

Склад фотографий телепортирует в прошлое, магическим эффектом горечи проворачивая во сладости. Застревать в былом мне любо. Тетиву натягиваю и лечу в арифметику алфавитную! Вот, я тут. Разуверю, сверну мысль, не показав что-то с биографий. Поворот совершаем в молчание, мне надо обмозговать, как запутать вас сетями русских иероглифов.

Бросьте, лучше сорвусь и напишу, как задыхался с подругой танцевальной от смеха: что-то беседуем прозаично о сущности окололюбовных отношений, вдруг брякаю про одну женщину, что "ей около тридцати, но она ничего", мигом вспомнив, что моей визави 42, добавляю после её хохота "ой, я не слежу за языком?". Великолепно.

Достаточно подкрепиться, даб вернуть шальное настроение, сразу находятся памятью строки "пол – двойной агент, он ещё и потолок. Поэтому носки везде сидят внутри сапог". Старое творчество пестрило изысками.

Всё-таки я примитивный экземпляр. Упейся я хранящим истину вином да возьми номер симпатичной коротконогой – истома беспредельная обретена. Отрезвев, стыд берёт за свою "победу".

Главный герой отворачивается от тщетного писания стихотворения лучшему другу и медленно расстёгивает лифчик воображаемой подруги. Нет, забудьте, не воображаемой. Асадов писал, что быть правдивым – интересней, соглашусь, но забудьте. Авария губ с лебединой шеей, затем с грудью. Скользнув по пупку, кодой станет приземление в предписанные рифменными мечтами кружева. Сюита Баха (по совету одного гения с перечнем талантов) заставит в слезах счастья внять, что в эти минуты существуют только двое, ведь всё остальное абсолютно безважно. (написал сперва про час, но отредактировал, переоценив, ай, вы поняли)