Какой восторг вам подарить в уменьях, описав прогулку по мосту! Не чревоугодствуйте, голодайте зреньем в меру. Много метафор с эпитетами не покажу. Покажу стальную глыбу, что шьёт два брега меж мятым втореньем неба, усыпанного бликами фонарей да звёзд. Плывущая музыка танцующих пьяниц напоминает детские шаги возле школы, где ничего не понимал и слушал всех кроме себя. Ныне ничего не поменялось помимо последнего. А ещё вдоль лежит дуга плитная, тама жеребцы думают, что присвоили флористическим понтом юбчатых, не понимая, что те заставили их так думать. Комедия достойна негодования, но мною раскрыта, я аплодирую. (но всё равно стремлюсь основаться таким же глупцом, кем будет руководить хитрейшая коротконогая с милым лицом и ненажорным коварством)
Даже 21 зиму пережив, не спелся с ней. Дружба не у нас – верность храню тёплым мгновеньям. Родился в холод, интересно, когда усну вовеки. И как. Неприятно будет стынуть, ещё хуже неудовлетворённым в нужде пасть. Как-то изысканно надобно, например в музыке, аль в бессознаньи, но там скучнее и совсем бесстрашно. Со всем кругом общения не смогу попрощаться, поэтому завещаньями послужат мои творенья. Я неплох на фотографиях, прочим между.
Удивлён был раннего подъёма бардаком в голове, пока глобальная тишина квартиры не позволяла проснуться полноценно. Омерзительным казалось всё, безмолвие умудрялось гудеть в ушах. Нет, омерзительно чувствовал себя я, а остальное напросто спало. Прокручивались окончания стихов, а полусном я поленился записать что-то про трос, по которому акробатски шёл, и про девочку, которая с края мотнула его, необдуманно способствовав моему падению. Ассоциацию хотел с влюблённостью произвести, во.
Я люблю чихать, так моё сердце пускай и кратчайшим образом, но перестаёт биться.. Сначала думаешь: это была точно последняя капля. А затем упала ещё и ещё. А потом вовсе полил дождь. Дабы спастись, мне хотелось бы нарисовать что-то прекрасное, но весна это сделает за меня. Пару тривиальностей воздвигнуты успешно, снимаю шляпу.
Омурашен Чёрным, что поэт. Как можно сотворить такое? Советы больному в жанре просьбы быться дальше, искать лежащих неподвижно в пыли таких же, как ты.. Или я. Отдавать и не тянуться за возвратом, таковским ключом отворяются сердца. Как галантно он пишет! В толь время рождён я?
Сесть бы в дорогом кафе. Зная, что кофе вкусен достаточно от правильно взбитого молока, добавить бы тростникового сахарку, да помешивать ложечкой. И чувствовать, как стою я (при этом, сидя) над вечностью!
Утончённость мне близка. Подобное притягивает подобное, да? Что ж, я, получается, бесподобен, аль, видимо, слаб весом, чтоб примагнитить?.. Вздохну-ка. Вдохну воздуха до границ лёгких, задержу паузу. Расслабит долгожданный выдох, мои дорогие. Или не мои. Или не дорогие. Бесценные, точно.
Создать бы свой мир, самому распределить куда чего! Крохотный, с деревушечку, самому выбрать типажи соседей да роды занятий, погоду и природу! Блага, развлечения, приключения! Эх, создать бы свой мир, да и тот наскучит.
До сих пор не усвоил, о чём говорят люди. Протягивать голосовыми связками то, что тебя никто не понимает – удел подавленных пубертатов, я же прошёл сье примитивный этап и выяснил, что меня легко понять, ежели судить из опыта мною же описанных неудач с их первопричинами. Смело заверю, что именно я не понимаю этого общества. Даже если абсолютом уразумею, не поклонюсь данности с убогими её мерилами. Множества гнут партнёрш, я гну свою линию. Возвышенная самоуверенная фраза из дурацкой песни, что доказывает неимение собственных слов, точно любой человек. Не трактую нигилизм, ибо его можно уместить в контуры принсипов.
Веселье куда-то запропастилось, а я и не ищу его. Трындят, надо в мои года его чувствовать. Фарс, надоело.
Киллеры стреляют во время фейерверка, аналогично сморкаюсь во время пролитья кипятка, даб коллеги не слышали моих носовых освобождений.
Сострадание – неотъемлемость тонкой душевной организации. Сей жанр сеет чистейших побуждений плоды, что вырастают в добро. Обратно действует жалость к себе, где нутро гибнет от излишеств себялюбия.
Мой фонтанище умений выключается в моментах, определяющих судьбу. Позорно реву в стороне от чужих зрений, скользя в новых поисках стихосложений, поддерживающих в дальнейшем при их перечитывании тоску. Зачем я строю дорогу ей, не знаю. Строители выполняют функцию, сам проект задумывается не ими. Я же рабочий, посягающий чесать пустыню, даб найти песчинку истины. Пока труд тщетен. (и вроде слышал от лохматых, что её нет, но моё упрямство непоколебимо).
Что же за способность такая у жизни, давеча то, чему всецело посвящал себя – оценивается смехотворным, а что казалось безобразным – ныне считаю совершенством? Я не знаю, куда мне меняться, во что.
Если пойду к врачу, и тот задаст вопрос, нет ли хронических заболеваний, надо будет ответить: "мучают исключительно умопомрачительные влюблённости".