Однажды ему удалось выйти на серьезных людей. Лейтенанту предложили компромисс… вполне приемлемый, кстати. Но Фарроу отказался. Тогда прозвучало другое предложение, на этот раз ценой вопроса стали жизни его, лейтенанта, близких. Сложно сказать, многим ли хватило бы силы воли, чтобы не отступить в подобной ситуации, чтобы не ощутить себя щенком перед атакующим танком. Фарроу организовал охрану жены и дочери, продолжая раскручивать дело. Чем это противостояние закончилось ясно и без объяснений.
Похоронив семью, лейтенант радикально пересмотрел свои взгляды. Теперь он желал не просто довести дело до суда — он жаждал крови и, что важно, не каких-то отдельно взятых личностей, прямо или косвенно причастных к трагедии, а крови преступного мира в целом.
Последующие три года Детройт запомнил, как кровавое непрекращающееся избиение. Мафии лейтенант полиции противопоставил огромный опыт, презрение к смерти и в высшей степени информативные базы данных полиции. Позже эксперты оценили результаты его действий по формуле 3:1. То есть в среднем три трупа в день. Мелкие шестерки, опытные «крестные отцы», купленные копы и адвокаты (закон впрямую не нарушающих, но делающих себе состояния на вытягивании своих нечистых на руку боссов из сложных ситуаций) — разряд в голову, разряд в сердце. Своеобразный почерк.
Его искала вся полиция, его искали спецслужбы Федерации, его искала мафия. Особенно последняя — потери детройтских семей были чудовищными, большая часть так и не оправилась в конечном итоге. Его искали многие — и никто не имел ни малейшего представления, а кого все же искать-то. Осунувшийся от перенесенного горя не молодой лейтенант, ушедший с оперативной работы в офис, к бумагам и отчетам, особых подозрений не вызывал. Канцелярская крыса.
А зубы у крысы были те еще… Фарроу теперь не брезговал ничем — в том числе с готовностью изымал у «казненных» неправедным путем нажитое имущество. Несколько удачно проведенных операций принесли ему первые серьезные деньги, которые тут же были пущены в дело. Фарроу создал свою личную армию, в которой солдаты никогда не встречались ни друг с другом, ни со своим командующим. Строжайшая конспирация, ни один из тех, кто выполнял для лейтенанта грязную (порой — чудовищно грязную) работу, не знал о своем нанимателе ничего — ни лица, ни голоса. Знали только одно — цель всегда заслуживает смерти, вознаграждение всегда будет выплачено сполна и вовремя.
Начиная со второго года этой «двойной жизни» талант лейтенанта раскрылся в полной мере. Практически ни одной проваленной операции. Практически ни одного свидетеля… и при этом ни единой невинной жертвы — в том числе и в тех редких случаях, когда на смену пистолету или бластеру приходила взрывчатка. Возле каждого трупа — краткий перечень прегрешений. К этому времени журналисты уже давно приклеили неизвестному борцу за справедливость не слишком оригинальное прозвище «Мститель», и даже самые радикальные из репортеров все же осторожно замечали, что подобный размах — это как-то слишком уж. То есть тот факт, что в Детройте стало почти невозможно купить наркотики, радовал, но все же…
Его вычислили, как уже говорилось, спустя три года. На чем именно погорел самый известный преступник века, осталось тайной. По мнению некоторых, «Мститель» просто устал. Или посчитал свою миссию завершенной.
«Одинокий друг» встретился с лейтенантом Фарроу за семь дней до того, как Колин удостоился смертельной иньекции.[34]
Было собрано более миллиона подписей в его защиту, но сам Фарроу отказался опротестовывать приговор. «Одинокий друг» оставался с лейтенантом до последнего мгновения и исчез лишь после того, как сердце «Мстителя» остановилось.— Не понимаю я… — вздохнул Джад. — Ну что интересного в убийце?
Катя надолго задумалась, затем покачала головой:
— Знаешь, мне кажется, что «одинокие друзья» ищут не столько людей с интересной судьбой, сколько чистых помыслами.
— Святых! — фыркнул Келфер.
Снежка прыснула, улыбнулась и Лена, но Катя шутки не приняла.
— Нет, не святых. Уж Фарроу точно святым не был. Скажем, умеющих услышать чужую боль и сделать ее своей. Или видящих перед собой великую цель и верящих, что достижение этой цели стоит жертв, и готовых принести себя в жертву.
— Господи, как пафосно! — вздохнула Лена. — И потом, если ты права, то мы здесь торчим совершенно зря. Я лично явно не гожусь на роль подвижника.
— Я тоже, усмехнулась Катя.
Толстая белесая водоросль на ее плече изогнулась, высунула крошечные черные глазки на тонких прозрачных ножках и неспешно оглядела вмиг оторопевших людей.
«А это мы ещще поглядим, Ка-атя…» — раздался в голове у девушки тихий шепот, и она тут же ощутила, как все ее существо окатила волна доброжелательности и симпатии. И сразу схлынула усталость, на душе стало спокойно и радостно. — «Ты хорошшая. Мы подружжимся…»