Скала эдельвейсов

Со страниц дневника становилось ясно, что Ольга сама долго не верила в свой талант. В музыкальной школе на занятиях хорового пения она еле-еле открывала рот и «мяукала» даже не в половину, а в одну десятую своего истинного голоса. Петь по-настоящему она позволяла себе только дома, когда родители были на работе, а соседи, как ей казалось, ничего не слышали за толстыми стенами. Вот тут уж Ольга давала себе волю! Она филигранно отточила весь репертуар своей любимой исполнительницы, перепела песни из любимых кинофильмов, замахнулась на несколько арий из «Евгения Онегина», которого любила слушать мама. Ее упражнения продолжались бы долго, если бы не началось лето и под открытыми окнами не стали собираться слушатели – местные праздношатающиеся подростки.

Однажды Оля особенно удачно пропела сложнейшую партию в той тональности, которая раньше была для нее слишком высокой, и вдруг под окном раздались аплодисменты. Сначала бедная девочка подумала, что над ней издеваются, и с растерянности бросилась прятаться, но когда она нашла в себе силы прокрасться к окну, то услышала:

– Что случилось?

– Ничего, девчонка здорово поет. Жаль, замолчала, хоть одним глазком бы глянуть, кто такая! Эй, спой еще, не ломайся!

Больше в тот день Ольга петь не стала, да и в другой тоже. Теперь она не пела при раскрытых окнах, но стоило родителям уйти из дома, как девочка крепко-накрепко запирала окна и продолжала свои занятия, удивляясь тому, как быстро крепнет ее голос, как легко даются сложные пассажи, как ей повинуется самая неуправляемая мелодия. Она поняла, в чем ее сила.

Я закрыла последнюю страницу первой тетради. Что я хотела узнать? Могла бы автор этих записей шагнуть под мчащуюся машину? Безусловно. Типичный гадкий утенок с большими амбициями и мечтой о собственном величии. Птенец, тщательно скрывающийся за своими комплексами и охотно выставляющий их напоказ: она даже в хоре пела нарочито плохо, лишь бы никто не обратил на нее внимание. Можно представить, что испытал этот утенок в момент, когда он уже поверил, что стал лебедем, и вдруг снова очутился на птичьем дворе в образе маленького уродца. Да, злая у меня получается сказка.

* * *

– Полетт, у нас гости!

Странно... Если Ариша на ночь глядя приводит своих приятелей, он никогда не беспокоит меня, и уж тем более не требует выполнять роль хозяйки дома. Сказать, что я воспитывалась в духе покорных и хлебосольных женщин Кавказа, значит рассмешить до колик моих друзей, поэтому просьба деда меня заинтересовала: или пришел кто-то свой, или Ариша привел какого-то незаурядного человека.

Внешне человек оказался довольно интересным: наверное, таким мог бы стать Маяковский, если бы сократился до среднего роста и дожил лет до шестидесяти. И говорил он как поэт или, скорее, как актер, играющий поэта – ритмично вышагивая из угла в угол, и также ритмично бросая рубленые фразы. Ловить смысл его изречений было на первых порах сложно, гость очень забавно строил речь, совершенно не учитывая законы риторики и повышая-понижая интонацию там, где ему вздумается.

– Так это вы, сударыня, вокалировать надумали? – строго поинтересовался он.

Я бросила уничтожающий взгляд на деда и кивнула: а что еще мне оставалось?

– Весьма оригинальное желание для девицы, имеющей смазливую мордашку и изрядный капитал, – все с тем же строгим выражением продолжал он.

Я проглотила «смазливую мордашку» и пожала плечами. Трудно было вступить в игру, не поняв, что наплел ему Ариша.

– А я говорю, – подал реплику тот, – что для карьеры певицы необходимы незаурядные данные. Это в старые времена вокалу, как и музицированию, и живописи, учились все юные дворяночки, а сейчас это совершенно излишне. А внучка уперлась: хочу петь, да и только, найди мне, дедулечка, учителя!

Ах, вот оно что! Я – туповатая и сладенькая внучка, мечтающая о вокальной карьере. Он – дед, неспособный отказать любимому дитятке в ее капризе. Тогда кто наш гость?

– Познакомься, Полетт, Венедикт Федорович, лучший в нашем городе педагог по вокалу. Раньше служил в консерватории, сейчас пестует молодые таланты частным образом. В нашем городке у него учились все, кто вышел или хотел выйти на большую сцену.

– Правды ради скажу, что вокалистами стали не все, но попадать в ноты я могу научить даже мартовского кота, – добавил гость.

Все ясно. Ну, что же, выхода у меня все равно нет. Дурочка так дурочка.

– Знаете, я пока не решила, заниматься мне вокалом или художественной ковкой. Дедулечка обещал, что оплатит любое мое увлечение. Только я не знаю, что у меня лучше получится. Вот я слышала, например, что Ольга Камышина не могла гамму повторить без ошибки, а теперь – джазовая певица. Меня так научить сможете?

– Камышина! Эк загнули! Да эту учить – только портить. Она ко мне еще девочкой пришла, школьницей, я за несколько занятий слегка подкорректировал ей тембр и отправил прямиком в консерваторию. А вот с подругой ее пришлось повозиться.

– С Ликой? – брякнула я, не подумав.