Стей прикрыла глаза, а потом развернулась так, что оказалась к нему спиной. Кен мгновенно среагировал на ее знак, встал на колени, пристраиваясь сзади. Он намотал на кулак Наташины волосы и бесцеремонно дернул, заставляя ее подняться и прижаться спиной к его груди.
— А ты моя, Стей. Вся моя.
— Твоя, — не спорила она.
Кен с блаженным стоном присосался к ее шее, полностью растворяясь в радости принадлежности и обладания одновременно. Ему было невероятно легко и сладко. Возможно, потому что мозги отключились, отдав власть инстинктам. Возможно, потому что это было правильно. Это было правдой. Оргазм не был подобен взрыву или землетрясению, но он был долгим. Очень неожиданно долгим. И не горячим, обжигающим, а теплым, очень комфортным. Словно Кен обрел дом, которого у него никогда не было.
Стейна долго лежала на животе без движения, чувствуя рядом жар мужского тела. Лишь спустя какое-то время она решилась открыть глаза. Ее взгляд сразу упал на маленький букетик лесных цветов. Она улыбнулась, протянув к нему руку, перевернулась на бок. Отрывая по одному цветочку, она бросала их в лицо Артуру. А он посмеивался, чуть морщась.
— Тебе не нравятся цветы?
— Очень нравятся.
— За что же ты их убиваешь?
— Они уже умерли, когда ты их сорвал.
— Но можно же было их засушить.
Теперь пришел черед Наташи смеяться.
— Ты меня с Ольгой путаешь. Мне не нужны символы, чтобы помнить.
— Это одновременно оскорбительно и лестно.
Она крутила в пальцах последний оставшийся от букета василек, а потом вставила его в волосы. Кеннет протянул руку, но так и не коснулся ее.
— Стей, я женюсь, — проговорил он, внимательно глядя ей в глаза.
— Сочувствую твоей жене, — ответствовала Наташа, никак не проявив недовольства.
— Ты не возражаешь?
— А должна?
Кен не нашел, что на это сказать.
— Скоро? — спросила его Стей.
— Зимой-весной.
— Не по залету, надеюсь?
— Нет.
Его аж передернуло от такой версии.
— И то хорошо. Норвежка?
— Да.
— Хорошенькая?
— Очень.
— Зачем?
— Так нужно.
— Кому?
Артур долго думал, но все же… соврал.
— Мне.
— Что ж. Поздравляю.
Он поморщился. Наташа села, потянулась к платью и бросила, словно между прочим:
— Времени уже много. Тебе пора.
— Не терпится избавиться от меня?
— Угадал, — подмигнула Старшая.
Она оделась и вышла из хижины. Обняв себя руками за плечи, Наташа смотрела на лес, изо всех сил стараясь впитать и запомнить запах украденного счастья, чувство истомы в залюбленном до слабости теле и игнорировать едкую горечь, которая жгла ее сердце. И словно сам собой рождался мотив. Она тихо мурлыкала его себе под нос, когда появился Кен и обнял ее сзади.
— Что это за песня? Твоя?
— Да.
— Я не слышал.
— Я не пела.
— Спой сейчас.
И в мотив стали вплетаться слова:
— Я в лесах наберу слова,
Я огонь напою вином.
Под серпом как волна — трава,
Я разбавлю надежду сном.
Тебя творить -
три года не говорить.
— А дальше? — спросил Кен, когда она замолчала.
Наташа пожала плечами и сказала:
— Иди.
Она услышала за спиной тяжелый вдох.
— Не любишь ты со мной прощаться, Стей.
— Не умею. Иди, Кеннет.
Он ушел, не оборачиваясь. А Стейна провожала его спину глазами, напевая:
— Сердце сварено в молоке,
Лист крапивы — в глазах костер.
Лунный свет на твоей руке,
На рубашке — красный узор.
На рубашке — красный петух,
А и мне ли жалеть огня?
Как захватит от дыма дух,
Как светло улыбнется князь!
Тебя ворожить -
Босой по углям ходить.
Тебя целовать -
Под пеплом звезды считать*.
* Мельница — Огонь.
6 часть
И что за интерес мне повторять слова,
Что вы давно желаете услышать?
Меня смущает бес, идея не нова,
Тот бес в груди моей живёт и дышит.
— Поздравляю тебя, Кини, ты балбес, — Нори шлепнула себя ладонью по лбу. — Как можно быть таким идиотом? Честное слово. А ведь вроде умный мужик. Адвокат, юрист, сто языков и законодательств знаешь. Боже, у меня слов нет.
— Воу, женщина, не увлекайся, — одернул ее Артур.
Но куда там. Нори несло.
— Ты что, не врубаешься, вы вроде как обменялись клятвами с Наташей в то утро. И, едва отдав себя женщине, ты тут же сообщаешь ей, что женишься. На другой. Капец!
— Это разные вещи.
— Ну разумеется. Если бы ты мне такое вывез, я бы ушла в уголок плакать. А Стей! Черт, эта песня… у меня от нее мороз по коже, хотя она об огне. Знаешь, Артур, никакой ты не огонь, а чертова бенгальская свечка — пшик.
— Нори, — рявкнул Артур, — хватит.
Он сжал кулаки.
— Нет, не хватит, мой сладкий мальчик. Ты сам все испортил. Даже у такой дамы, как Стейна, есть принципы и святые места, а ты притащил туда свою норвежскую шлюху. Просто… просто, чтобы трахнуть. Это отвратительно.