Скала прощания

— Ну что ж, — Джирики сложил руки на груди. — Для меня это большая честь, — то, что я смог помочь. Это все равно не освобождает меня от моих обязательств. Я обязан тебе жизнью дважды. Ты для меня Хикка Стайя, каковым и останешься, — он обернулся к сестре. — Бабочки собрались.

Адиту начала отвечать на своем певучем наречии, но Джирики остановил ее жестом.

— Говори так, чтобы Сеоман мог понимать. Он мои гость.

Она пристально взглянула на него.

— Мы встретились с Кендарайо'аро. Он недоволен.

— Дядюшка ни разу не был доволен с тех пор, как пал Асу'а. И мне никак не удастся это изменить.

— Это гораздо больше, чем просто недовольство. Ивовая Ветвь, и тебе это известно, — Адиту напряженно смотрела на него, но лицо ее ничего не выражало. Она бросила мимолетный взгляд на Саймона. На какой-то миг смущение, казалось, окрасило ее щеки. — Странно говорить на этом языке.

— Мы переживаем странные дни. Зайчик, и тебе-то это хорошо известно, — Джирики воздел руки к солнцу. — Ах, какой день! Нам нужно идти, всем нам. Как я уже сказал, бабочки в сборе. Я с легкостью говорю о Кендарайо'аро, но на сердце у меня нелегко.

Саймон уставился на него, совершенно сбитый с толку.

— Сначала позволь мне сиять с себя это нелепое одеяние, — сказала Адиту. Она так быстро исчезла через какую-то дверь, что, казалось, просто растаяла.

— Почему она назвала тебя Ивовой Веткой? — из всех бесчисленных вопросов это был единственный, который он смог четко сформулировать.

— Почему я зову тебя Снежная Прядь? — Джирики пристально взглянул в лицо Саймону, а затем улыбнулся своей чарующей своеобразной улыбкой. — Так приятно видеть тебя в добром здравии, человеческое дитя.

— Можем идти, — произнесла за его спиной Адиту. Она подошла так неслышно, что Саймон охнул от удивления. Повернувшись, он снова охнул. Адиту сменила свою толстую снежную одежду на платье, которое было лишь дымкой сверкающей и почти прозрачной белой ткани, перехваченной лентой закатно-оранжевого цвета. Ее стройные бедра и маленькая грудь четко обрисовывались под этим невесомым свободным одеянием. Саймон почувствовал, как к его лицу прихлынула кровь. Он рос среди женской прислуги, но много лет назад они выставили его из своей спальни, отправив спать с другими кухонными работниками. Поэтому подобная полуобнаженность необычайно смутила его. Он понял, что неприлично глазеет и быстро отвернулся, густо покраснев. Одной рукой он невольно осенил себя знаком древа.

Смех Адиту был похож на дождик.

— Как хорошо все это сбросить! Там было так холодно, — там, где был этот отрок, Джирики! Холодно!

— Ты права, Адиту, — мрачно произнес Джирики. — Нам так легко забыть о той зиме, что воцарилась вокруг, когда в нашем собственном доме все еще лето. Ну, пошли в Ясиру — туда, где среди собравшихся будут неверящие, что зима вообще возможна.

Он вывел их через странный вестибюль и повел по коридору из ив, усыпанному солнечными бликами. Адиту шла за ним, а замыкал шествие Саймон, все еще отчаянно красный и вынужденный наблюдать ее пружинистую походку.

Увлекшись созерцанием Адиту в ее летнем наряде, Саймон какое-то время ни о чем другом не думал, но даже сестра Джирики с ее изысканным изяществом и все великолепие Джао э-Тинукай не могли заставить его забыться навсегда. Кое-что из услышанного начало беспокоить его: Кендарайо'аро явно был на него рассержен, а перед этим Адиту говорила что-то о нарушении правил, Саймон это ясно слышал. Что же происходит?

— Куда мы идем, Джирики? — не выдержал он, наконец.

— В Ясиру, — ситхи указал рукой вперед. — Вон туда, видишь?

Саймон стал вглядываться, защищая рукой глаза от яркого солнца. Вокруг было столько помех, причем солнце было самой главной из них. Всего за несколько дней до этого он спрашивал себя, сможет ли когда-нибудь снова согреться. И почему он снова дозволяет тащить себя куда-то, когда хочется только одного: рухнул на землю, прямо в клевер, и заснуть?..

Сначала Ясира показалась всего лишь грандиозной палаткой странной формы, центральный столб которой возносился вверх на пятьдесят футов. Она была обтянута тканями более яркими и сильнее трепещущими, чем все остальные сооружения Джао э-Тинукай. Лишь приблизившись еще на несколько десятков шагов, Саймон смог рассмотреть, что центральным столбом был огромный вяз с раскидистыми ветвями, чья верхушка возносилась высоко в небо, гораздо выше самой Ясиры. Проделав еще около сотни шагов, он понял и причину, по которой такой переливчатой выглядела ткань.

Бабочки!