Скала прощания

Слуга графа, хмурый и худой, с зеленовато-бледным лицом, руководил двумя пажами, которые уставляли стол фруктами, хлебом и белым сыром. Турес, самый маленький из них, сгибался под тяжестью блюда с холодной говядиной. Он остался помочь слуге, подавая ему приборы, когда тот с нетерпением истинного артиста взмахивал рукой. Маленький паж казался очень догадливым: его темные глаза следили за малейшим знаком бледнолицего слуги, но тот все же нашел несколько раз причину придраться и поддать ему за медлительность.

— Вы на редкость хорошо переносите морское путешествие, леди Мария, — сказал Аспитис, с улыбкой наполняя бокал из прекрасного медного кувшина. Он послал ей этот бокал с другим пажом. — Вы и раньше бывали на море? Путь от Келлодшира до той точки в Наббане, что мы называем Веир Майнис. Великая Зеленая долина, далек.

Мириамель про себя чертыхнулась. Может быть. Кадрах прав. Нужно было придумать историю попроще.

— Да. То есть, нет. Не бывала. Почти не бывала, — она медленно тянула вино из бокала, заставив себя улыбнуться графу, несмотря на кислый вкус напитка. — Мы несколько раз спускались на корабле по Гленивенту. Я бывала и на Кинслаге, — она снова надолго приложилась к бокалу, обнаружила, что выпила все вино, и в смущении поставило его на стоя. Что этот человек подумает о ней?

— Кто это мы?

— Простите? — она виновато отставила бокал, но Аспитис принял это за знак и наполнил его снова, пододвинув к рей с понимающей улыбкой. Каюта кренилась от качки, вино грозило вылиться через край, Мириамель подхватила бокал и держала его очень осторожно.

— Я спросил, кто это «мы», леди Мария, если позволите. Вы и ваш опекун? Вы и ваша семья? Вы упомянули своего отца, барона… барона… — он нахмурился. — Тысяча извинений, но я запамятовал его имя.

Мириамель тоже забыла. Она скрыла свою панику, снова отхлебнув из бокала; глоток получился долгим. Наконец, имя всплыло в памяти.

— Барон Сеоман.

— Ну конечно же, барон Сеоман. Это он возил вас по Гленивенту?

Она кивнула в надежде, что больше не попадет впросак.

— А ваша матушка?

— Умерла.

— Аа-а, — золотистое лицо Аспитиса помрачнело, как солнце, когда на него набегают облака. — Простите, я задаю так много вопросов. Мне очень печально слышать это.

На Мириамель снизошло вдохновение.

— Она умерла от чумы в прошлом году.

Граф кивнул:

— Так много народу умерло. Скажите мне, леди Мария, если вы позволите мне задать вам последний очень откровенный вопрос: есть ли кто-нибудь, кому вы обещали свою руку?

— Нет, — поспешила она с ответом, и тут же подумала, не следовало ли ей дать более взвешенный и менее поспешный ответ, не грозивший лишними осложнениями. Она глубоко вздохнула под пристальным взглядом графа. Сильный запах благовоний наполнял каюту. — Нет, — повторила она. Он все-таки был очень хорош.

— А-а, — Аспитис серьезно кивнул. Со своим юным лицом и блестящими кудрями он казался ребенком, играющим роль взрослого. — Но вы ничего не едите, леди. Вам не нравится?

— О нет, граф Аспитис! — сказала она взволнованно, выбирая, куда бы поставить бокал, чтобы взяться за нож. Она заметила, что бокал пуст. Аспитис проследил за ее взглядом и наклонил кувшин.

Пока она копалась в еде, Аспитис говорил. Как бы извиняясь за допрос, которому он ее подверг до этого, он вел беседу, легкую, как пух, повествуя в основном о странных или тупых происшествиях при дворе Наббана. Послушать его, так это был просто блестящий двор. Рассказчик он был превосходный, и вскоре она смеялась его историям. Из-за всей этой качки и тесноты каюты, которая, казалось, сжимала ее, у нее возникло опасение, что она слишком много смеется. Все это было похоже на сон. Ей было трудно удерживать взгляд на улыбающемся лице Аспитиса.

Когда она вдруг поняла, что вообще не видит графа, она почувствовала легкое прикосновение руки к своему плечу: Аспитис стоял позади нее, все еще болтая о придворных дамах. Сквозь винные пары, наполнившие ее голову, она чувствовала его прикосновение, горячее и властное.

— …но их красота, конечно, довольно… искусственная, если вы меня понимаете, Мария. Я не хочу сказать ничего неподобающего, но когда на герцогиню Нессаланту дунет ветерок, пудра летит с ее щек, как снег с горной вершины! — Рука Аспитиса нежно сжала ее плечо, затем передвинулась на другое, когда он переменил позу. Попутно пальцы его нежно пробежали по ее затылку. Она вздрогнула. — Не поймите меня неправильно, — сказал он. — Я буду до гроба защищать честь и красоту любой из придворных дам Наббана, но ничто не может сравниться с непорочной красотой деревенской девушки. — Его рука опять скользнула на ее шею, и прикосновение было нежным, как крыло пташки. — Вы именно такая красавица, леди Мария. Я счастлив, что судьба свела нас. Я уже забыл, как выглядит лицо, которое не нуждается в украшении…

Комната вдруг завертелась. Мириамель выпрямилась, задев бокал и пролив вино. Несколько капель, похожих на кровь, попали на ее салфетку.

— Мне нужно на воздух, — сказала она.