– Это будет не слишком дорогая сделка, Фиколмий, вроде тех, что смелые мужчины в городах моего народа заключают без малейших колебаний. Если
– А почему я вообще должен заключать с тобой сделку? – в хриплом голосе Фиколмия появился гнев. – Ставка только тогда имеет смысл, когда рискуют обе стороны. Что у тебя может быть такого, что я захочу иметь? – На лице у него появилось хитрое выражение. – И что я не смогу забрать у твоих людей, когда ты умрешь?
– Честь.
Фиколмий удивленно отшатнулся, и шепот вокруг него стал набирать силу.
– Клянусь Четырехногим, что все это значит? Мне плевать на вашу честь, мягкотелые жители городов.
– Ага, – сказал Джошуа, мимолетно улыбнувшись.
Неожиданно принц повернулся лицом к зрителям, облепившим ограждение поля Фиколмия. Из толпы послышались тихие голоса.
– Свободные люди и женщины кланов Высоких тритингов! – крикнул он. – Вы пришли, чтобы посмотреть, как меня убьют. – Слова Джошуа встретил громкий смех, в него полетели комья земли, которые чудом не попали, но пронеслись мимо Фиколмия и его гостей всего в нескольких кьюбитах, вызвав злобные взгляды. – Я предложил марк-тану сделку. Я клянусь, что Эйдон, бог жителей каменных городов, меня спасет – и я одержу победу над Утвартом.
– Хотелось бы на это посмотреть! – выкрикнул кто-то из толпы на вестерлинге с ужасным акцентом.
Снова раздался смех. Фиколмий встал и направился к Джошуа, словно хотел заставить его замолчать, но, взглянув на кричавших зрителей, похоже, передумал. Скрестив на огромной груди руки, он с мрачным видом за ним наблюдал.
– Какую сделку ты предлагаешь, человечек? – выкрикнул один из тритингов в переднем ряду.
– Все это останется мне: моя честь и честь моего народа. – Джошуа выхватил меч из ножен и поднял его над головой. Рукав рубашки задрался, и ржавый наручник Элиаса, который он по-прежнему носил на запястье, поймал утренний свет и превратился в ленту кровавого цвета. – Я сын Престера Джона, Верховного короля, вы прекрасно его помните. Фиколмий знал его лучше всех вас.
По толпе пробежал шепот, а марк-тан недовольно заворчал, ему совсем не нравилось это представление.
– Вот что я предлагаю, – крикнул Джошуа. – Если Утварт меня победит, клянусь вам, это станет доказательством того, что наш бог Усирис Эйдон слаб и Фиколмий говорит правду, когда утверждает, что он сильнее жителей каменных городов. Вы получите доказательство того, что Жеребец вашего марк-тана могущественнее Дракона и Дерева, символов дома Джона, величайшего во всех странах Светлого Арда.
В толпе начали раздаваться громкие крики. Джошуа стоял и спокойно смотрел на тритингов.
– А что будет должен Фиколмий? – выкрикнул кто-то.
Утварт, стоявший всего в нескольких элях от Джошуа, бросал на него злобные взгляды, очевидно, недовольный, что всеобщее внимание переключилось с него на Джошуа, и одновременно не вызывало сомнений, что он пытался понять, насколько ставка принца увеличит его славу, когда он убьет однорукого жителя городов.
– Столько же лошадей, сколько было в договоре о цене невесты. Мои люди и я будем свободны и уйдем отсюда без помех, – сказал Джошуа. – Не так уж и много, если сравнивать с честью принца Эркинланда.
– Принца без собственного дома! – выкрикнул кто-то из толпы, но его тут же заглушили громкие голоса, требовавшие, чтобы Фиколмий заключил сделку, они кричали, что он будет дураком, если позволит жителю каменных городов обвести его вокруг пальца. Марк-тан, лицо которого перекосило от едва скрываемой ярости, позволил крикам своих соплеменников пролиться, точно ливню. Он выглядел так, что, казалось, был готов схватить Джошуа за горло и собственноручно задушить.
– Ладно. Сделка заключена, – прорычал он наконец и поднял руку, показывая, что принимает предложение Джошуа, зрители принялись радостно вопить. – Клянусь Громовержцем травы, вы его слышали. Сделка заключена. Мои лошади против его пустых слов. А теперь давайте побыстрее покончим с этой глупостью. – Веселье марк-тана практически испарилось, он наклонился вперед и заговорил очень тихо, так, что его услышал только Джошуа: – Когда ты умрешь, я убью твоих женщин и детей собственными руками. Очень медленно. Никто не смеет делать меня предметом шуток перед моим собственным народом и не отбирает у меня законно принадлежащих мне лошадей.
Фиколмий отвернулся и направился к своему табурету, хмуро поглядывая на хранителей рэнда, которые размахивали руками.
Когда Джошуа расстегнул и отбросил в сторону ремень, Утварт вышел вперед и поднял свой тяжелый клинок, поигрывая мощными мышцами, блестевшими от жира.
– Ты говоришь, и говоришь, и говоришь, маленький человечек, – прорычал тритинг. – Ты слишком много говоришь.