Скала

— Ладно, — вздохнул Дональд, а Рыжий Мердо просиял от удовольствия.

Я бы не уснул той ночью, даже если бы захотел. Поэтому я взялся за задание, которое мистер Макиннес дал на следующую неделю. В моей комнате стоял маленький электрический обогреватель, но от холода он спасал, только если вы находились не дальше, чем в шести дюймах от него. А если сесть ближе, он начинал вас поджаривать. На ногах у меня были две пары носков и крепкие кожаные ботинки. Одет я был в джинсы, майку, рубашку, тяжелый шерстяной свитер и куртку, но все равно замерзал. Мой дом, построенный в двадцатых годах, был большим и унылым, и когда с моря налетал порыв ветра, окна и двери жалобно дребезжали, впуская его внутрь. Хотя ночь была безветренная, температура опустилась до минус двадцати, и огонь в очаге гостиной казался бесконечно далеким. По крайней мере, если бы тетка решила заглянуть ко мне перед сном, у меня было бы оправдание, почему я так одет. Но я знал, что она не заглянет: она никогда этого не делала.

Я слышал, как она поднялась к себе около половины одиннадцатого. Обычно она засиживалась допоздна, но сегодня было слишком холодно даже для нее. А кровать с грелкой представлялась единственным шансом согреться. Я еще посидел при свете ночника часа полтора, а потом сложил учебник и подошел к двери, прислушиваясь и пытаясь уловить за ней признаки жизни. Ничего не услышав проскользнул в темноту коридора. К моему ужасу я заметил полоску света под дверью теткиной спальни: она, наверное, читала. Я быстро вернулся в свою комнату. Лестница была слишком старой и скрипучей, чтобы преодолеть ее беззвучно. Поэтому единственным выходом было выбраться через окно на крышу, а оттуда слезть по водосточной трубе. Я проделывал такое и раньше, но сегодня из-за мороза черепица была скользкой, и затея могла обернуться большой бедой.

Я поднял щеколду ржавой металлической рамы и распахнул окно. Петли страшно скрипели, и я застыл, ожидая теткиного оклика. Но был слышен лишь ритмичный плеск морских волн, омывающих узкую полоску галечного пляжа в пятидесяти футах подо мной. Холодный воздух обжигал лицо и морозил пальцы, пока я держался за раму, прикидывая, как бы вылезти на крышу. Черепица на промежутке от окна спальни до водосточной трубы держалась совсем плохо. Я осторожно поставил ногу, чтобы проверить путь, а затем стал медленно двигаться к краю крыши. Там я смог взяться за карниз, аккуратно опускаясь, пока не нащупал ногой перемычку водосточного желоба. С огромным облегчением я соскользнул вниз по холодной металлической трубе. Все, выбрался!

В воздухе пахло зимой и торфяным дымом. На бетонированной площадке перед домом стояла старая теткина машина. Было светло, как днем — так ярко светила луна. На галечный берег падала тень от старого разрушенного дома. Я поднял голову, увидел, что свет в теткином окне еще горит, и поспешил к гаражу, примыкавшему к восточной стене дома. Взяв велосипед, я посмотрел на часы и налег на педали, двигаясь по узкой однополосной дороге в сторону Кробоста. По левую сторону сверкала изморозью вересковая пустошь, а по правую мерцал океан. До полуночи оставалось еще полчаса.

Теткин дом располагался примерно в миле от деревни. Он стоял на отшибе, на утесе рядом с крошечной гаванью Кробоста, будто вырубленной в глубокой расщелине между скал. Дорога до деревни заняла всего несколько минут, и вот я уже миновал свой старый дом — темный, пустой, совсем обветшавший. Я всегда старался не смотреть на него, потому что он был молчаливым напоминанием о моей прошлой жизни: какой она была и какой могла бы быть сейчас.

Дом Артэра находился ниже уровня дороги. Темная громада торфяной кладки рядом с ним отражалась в серебрящемся океане, и в лунном свете просматривались уложенные елочкой брикеты торфа. Я остановился у ворот и вгляделся в окружающие тени. Давным-давно Артэру дали кличку Хрипун, но я не мог заставить себя так его называть.

— Артэр! — мой шепот казался страшно громким. Моего друга нигде не было. Я прождал больше пяти минут, волнуясь все сильнее и сильнее и постоянно поглядывая на часы, как если бы это могло замедлить время. Мы опаздывали. Я уже собирался уходить, но тут услышал грохот со стороны дома, рядом с торфяной кладкой. Тяжело дыша, Артэр выскользнул из темноты; он пытался стряхнуть пластиковое ведро, ручка которого зацепилась за лодыжку. Он перебежал газон, почти кувырком перелетел через забор, зацепившись за проволоку, которую не сразу заметил. Артэр плюхнулся мне на ноги. В лунном свете была видна его широкая улыбка.

— Как ловко, — заметил я. — Что тебя так задержало?

— Мой старик пошел спать всего полчаса назад. А у него слух, как у чертовых кроликов. Мне пришлось дождаться, пока он захрапит. Иначе я не мог быть уверен, что он заснул.

Артэр поднялся на ноги и выругался:

— Черт! Я весь в овечьем дерьме!

У меня упало сердце: у нас был один велосипед на двоих — мой. Теперь весь багажник и моя одежда в тех местах, где Артэр держался за нее, будут в овечьем помете.