Скалаки

Микулаш Скалак, не чувствуя ударов, которые обрушила на него княжеская челядь, повернулся в сторону, откуда он услышал крик, но стража потащила его прочь. Микулаша провели через оба двора на третий, где была темница для непокорных крестьян. Дорогой его били, грубо толкали и ругали.

Подобно тому как вначале по толпе пронеслись слова: «Князь убит!», так теперь из уст в уста передавалось имя Скалака. Оно дошло до Балтазара Уждяна и до Лидушки.

— Господи Иисусе! —воскликнул Салакварда глухим голосом. Он редко произносил эти слова.—Ступай за ограду, Лидушка, и жди меня там, а я еще здесь задержусь.

Он бросился вслед за толпой, а Лидушка за ним. Она побледнела и еле сдерживала слезы.

— Скалак! Скалак! —раздавалось повсюду.

— Он хотел убить князя! Его схватили! —говорили кругом.

Лидушка вспомнила речи Иржика и подумала: «Это он».

Князь и почти все гости вернулись в замок. Их светлость нуждался в покое. Но в часовне, несмотря ни на что, играла торжественная музыка. Священник в переполненной народом часовне служил мессу и громким голосом пел, вознося благодарность небесам за спасение милостивого князя.

У самой тюрьмы Микулаш Скалак обернулся. До сих пор он молча и терпеливо сносил все мучения, но теперь, обратившись к народу, который из любопытства придвинулся вплотную к нему, громко крикнул:

— Я хотел освободить вас! —Лицо его было бледно, волосы растрепаны, одежда разодрана, на лбу алела кровь.

Все застыли, с удивлением глядя на истерзанного человека, который был похож не на убийцу, а на мученика. Все увидели, как к нему пробился через толпу молодой человек, как он коснулся руки, метившей в грудь князя, как Скалак наклонился к нему. Но его оттащили и увели. В черном провале дверей еще раз мелькнуло бледное окровавленное лицо Микулаша, и двери захлопнулись.

Упав на колени, неподвижным взором смотрел Иржик на дверь, разлучившую его с отцом.

Кто-то дотронулся до плеча юноши, но он даже не оглянулся.

— Иржик! —услышал он за собой негромкий, ласковый голос. Уждян поднял его, рядом с ним стояла плачущая Лидушка.

Уждян вывел Иржика за ворота замка. Они очутились на дороге, по которой утром шла торжественная процессия. Старый драгун увел Иржика в лесок, Иржик упал на мох и закрыл лицо руками. Нахмурившись, стоял возле него Балта-зар, Лидушка глядела на своего милого глазами, полными слез.

Балтазар уговаривал Иржика пойти с ним домой, но тот ничего не слышал. Вдруг он встал и погрозил рукой в сторону старой башни. Лицо юноши было бледно, глаза горелц страшным огнем, и не успел Балтазар опомниться, как он исчез. Уждян бросился было за Иржиком, звал его, но тщетно. Грустный и опечаленный, пустился он в обратный путь, рядом с ним шла подавленная Лидушка.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СУД

Роковой день кончился, наступила ночь. У западных ворот Находского замка, где находилась тюрьма с маленькими оконцами, обращенными на поросший- травой ров, под самой стеной сидел Иржик. Уныло опустив голову, он опирался рукой о землю. Ночь была ясная, тихая, над лесом блестел яркий месяц, в темной синеве сверкали звезды.

Тишину летней ночи нарушали звуки менуэта, доносившиеся из замка. Иржик был точно в бреду. Он не отрываясь смотрел вверх на решетчатое окно, но видел только черную решетку, освещенную неровным лунным светом.

— Отец! Отец! —взывал он время от времени приглушенным голосом, стараясь, чтобы его не услышал стражник, шаги которого раздавались за стеной. Но ответа не было. Только мелодия менуэта доносилась из замка. Господа танцуют, веселятся и пьют за здоровье светлейшего князя, избежавшего смертельной опасности.

Иржик посмотрел на звездное небо. В это мгновение в нем зародилась мысль, сжимавшая и сердце Микулаша, когда он был вынужден бежать из своего дома. «О, если бы еще раз увидеть отца,— думал юноша.—Что с ним будет? К чему его присудят?» Он слышал от людей, что отца ожидает смерть. Князь по-разбойничьи покушался на Марию, и она умерла; но если бы отец вздумал жаловаться, за одно это он был бы наказан. И теперь Микулаш решил сам наказать оскорбителя за все свои обиды, за обиды всего бедного люда. Говорят, что за это его ожидает смерть.

«Помни»,—сказал отец. Теперь Иржик понял его. «О да, он будет помнить, будут помнить и другие». Иржик поднял голову, лицо его было бледно, только глаза лихорадочно блестели. Он поглядел на ясное звездное небо. Нет справедливости! Нет правды, но придет справедливая месть! Из замка все еще доносилась веселая музыка, звучали фанфары.

Играйте, танцуйте! Вот он, подобно жалкому червю, корчится здесь во рву под стеной, его измученный отец упрятан за эту решетку. Иржику мерещится бледное лицо, разбитое в кровь господскими холопами. Он сжал кулаки. Его отца будут судить и осудят! Юноша закрыл лицо руками и упал на влажную траву.

Всю ночь Иржик не сомкнул глаз; в такие минуты рождаются грозные мысли.