— А он научился у тебя. А ну-ка, сыграй, я хочу повеселиться в вашем гнезде. Сыграй и спой, ведь я слышал, как ты поешь. У тебя такой тоненький голосок, как у девушки.—И камердинер захохотал во все горло, довольный своей шуткой.
Лицо крестьянина передернулось.
Камердинер еще сильнее ударил по струнам. Но даже и эти звуки не заглушили крика, раздавшегося из каморки:
— Милостивый пан, отпустите! Крестьянин бросился к двери.
— Но-но, подожди, коли не хочешь сыграть, так расскажи-ка мне хоть что-нибудь об этой певунье.— И он загородил ему путь.
— Пустите меня! —решительно потребовал старик и выпрямился. В его глазах под густыми бровями вспыхнул огонь.—Назад,—крикнул он решительно.
— Назад, холоп! —заорал камердинер. Оглянувшись на дверь, он заметил, что мальчик исчез. Снаружи глухо прозвучал чей-то крик.
— Пустите,—вновь крикнул крестьянин и кинулся было к двери, но камердинер набросился на него.
— Злодеи! Хотите украсть у меня дитя! О если бы… Мужчины схватились врукопашную. Камердинер оттеснил
Скалака от двери, но через минуту старик снова оказался возле нее. В схватке они сдвинули стол, опрокинули стулья. Снаружи опять раздался крик, а в комнате слышалось только короткое прерывистое дыхание борющихся и ругань камердинера. Со стола со звоном упали цимбалы, и дребезжание струн слилось с призывами о помощи.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ПОСЛЕДНИЙ ПИККОЛОМИНИ
Иржик выбежал из комнаты. Он догадался, что все дело в Марии, которая должна была укрыться в каморке, как только всадники остановились перед домом. Мальчик чувствовал: они не принесут с собой радости. Как могли обидеть эти люди его молодую тетку, он не знал, но ясно: они хотят ее обидеть, иначе бы она не пряталась. И за это он их возненавидел. А как придирался один из них к деду, как он отнял корм у Рыжухи! И теперь, услыхав крик Марии, доносившийся из каморки, и видя деда, борющегося с камердинером, мальчик как ласочка проскользнул мимо них и бросился прямо в хлев, но там было темно, видимо, молодой пан и не заходил смотреть лошадей. Тогда Иржик вернулся в сени и схватился за ручку двери, ведущей в каморку. Дверь не подалась, кто-то держал ее изнутри. Иржик стал стучать, никто не отозвался. Прислушавшись, он уловил глухой говор, но не различил в нем знакомого голоса. Мальчика охватил страх. Он позвал тетю по имени, но в ответ услышал только вопль. Мария была в опасности. Иржик снова изо всех сил навалился на дверь, которая обычно бывала заложена только на щеколду и легко поддавалась даже детским рукам. Теперь она была, как железная. Иржик кинулся за дедом. Открыв дверь в комнату, он остановился пораженный. Колеблющееся пламя лучины освещало то одну, то другую часть комнаты, как бы отворачиваясь от неравного боя: старик боролся с молодым и сильным противником. Обычная решительность покинула Иржика. Он видел, что дед теряет последние силы, падает, пытаясь снова подняться. Вдруг дед покачнулся, и стало ясно: он совсем сдает. Увидев это, мальчик сразу очнулся, и из его горла вырвался вопль: «Дедушка!»
От этого крика старик воспрянул духом и с новой силой вступил в борьбу. Мальчик тоже осмелел и только собрался прийти на помощь деду, как из каморки донесся какой-то шум и крик. Иржик мигом повернулся, отодвинул засов у двери в сенях и встал на завалинке.
Была зимняя ночь. Небо прояснилось, и в темной синеве блестели звезды. Стояла мертвая тишина. Со стороны леса дул холодный ветер. Осмотревшись, мальчик увидел только торчавшие черные трубы сгоревших домов. Не было соседей, которые могли бы помочь. Нигде ни огонька, ни малейших признаков жизни, а отец все еще не возвращался.
— На помощь! На помощь! На помощь! —закричал Иржик и прислушался. Ветер унес его крик, и звук бесследно замер в морозной дали. В будке заскулил пес. Только он и отозвался на призыв мальчика. Иржик подбежал к нему. Все это произошло в одно мгновенье.
— Пойдем, пойдем,—торопливо приговаривал он. Отвязав верного друга, мальчик бросился вместе с ним в сени.
Дед все еще боролся с камердинером.
— Не сдавайся, дедушка, я иду на помощь! —крикнул Иржик, но тут же ринулся на шум, идущий из каморки. Он нажал на дверь, на которую с бешеным лаем бросался и Цыган. Но ни руки мальчика, ни собачьи лапы не смогли отворить ее. Тогда Иржик решил, что надо сначала выручить деда и уже тогда вместе с ним ворваться в каморку.
Услыхав лай, камердинер понял, что ему придется иметь дело еще с одним врагом. Он напрягся и сильной рукой схватил отчаянно сопротивлявшегося Скалака. Еще один рывок, ослабевшие руки старика опустились, и он без чувств упал рядом с полкой.
Теперь камердинер повернулся к выходу. Его одежда, разорванная во многих местах, была в полном беспорядке, парик с косой слетел во время борьбы и истоптанный валялся на темном полу. Лицо и шея камердинера побагровели, глаза были выпучены, он тяжело и прерывисто дышал.